Анатолий Дерягин - Редкий гость [litres]

– Спасите нас, – прошептала женщина.

– Э… да, мадам, – оператор растерялся. Такой цирк можно увидеть на Земле, в Колониях, где угодно на грунте, но только не в открытом космосе. Здесь так не бывает.

– Пошла вон! – Дадли отшвырнул пассию от экрана. Женщина закувыркалась в воздухе, ударившись о переборку, а Дадли тяжело сказал в микрофон: – «Контроль»! Слышите меня?..

– «Куин Виктори», слышим вас, – мягко и осторожно сказал старший оператор. – Помощь идет.

– Давайте быстрее! Я хочу выпить!

– Хорошо, в течение суток спасательный корабль подойдет к вам.

– Вы не поняли! – заблажил мужик на экране. – Я хочу на Землю!.. У меня есть деньги!..

– Как его пустили в космос? – спросил Михалыч.

– За деньги, – хмыкнул его напарник. – Что делать-то с ними, Михалыч?

– Отправь им ближайший гулет, объявляй аварийную ситуацию на орбите, собираем штаб – все по регламенту.

Но штаб собирать не пришлось.

– Смотрите!.. – сказал кто-то.

Звук с «Куин Виктори» выключили, поэтому для наблюдателей все происходило бесшумно: женщина на экране подобралась к напарнику и шарахнула бутылкой по голове. Дадли упал. Перед камерой несколько раз поднялись и опустились руки с зажатой бутылкой из-под виски («Марк Уотни» – марсианское зелье).

– Мадам, что вы… – оператор включил звук. – Мадам, что происходит?! «Куин Виктори», отзовитесь!..

Из динамиков доносились всхлипы. Какое-то шуршание.

– Она меняет курс! – крикнул оператор.

– Вижу, – Михалыч одним движением оказался в ложементе, набросил на глаза очки с гарнитурой. – Конечная точка?

– Марс. Равнина Исиды, координаты…

Старший нетерпеливо отмахнулся:

– Если они не изменят курс, по фигу нам координаты, все равно спасать некого… «Куин Виктори», отзовитесь! Яхта «Куин Виктори»!.. – В ответ доносились те же всхлипы вперемежку с непонятным шуршанием.

Яхта «Куин Виктори» вошла в атмосферу Марса. Набегающим потоком газов сорвало парус (пилот даже сложить его не потрудился), комком пламени осевший на серую с красным поверхность планеты. Скоростным болидом, метеором, корпус корабля пронесся в небесах Бога войны и ударил в поверхность планеты, добавив еще один кратер на равнине Исиды. Спасать там действительно оказалось некого.

Экипаж «Королевы», эпатируя публику поначалу, в течение всего полета особого внимания не привлекал, держась чуть выше главной плоскости тела флотилии позади всех яхт – Дадли во всеуслышание объявил о желании создать тень регате и, конечно же, не преуспел. На этом громкие заявления с «Куин Виктори» закончились, и внимание переместилось на прочие корабли, честно выполнявшие рутинную работу. Происходящее на борту корабля ошеломило операторов «Контроля», поднявшаяся в прессе суматоха («Ужасная трагедия в марсианских песках», «Последние минуты жизни Юджина Дадли», «Как я изменила мужу с орангутангом») похоронила все попытки отдельных энтузиастов докопаться до истины.

А разыгранная в прямом эфире пантомима прикрыла непримечательное событие: незадолго до знаменитого скандала тканевая обшивка «Куин Виктори» («Ее Величество Королева Виктория III заявляет, что с космическим недоразумением Ее имени не желает иметь ничего общего») разошлась. Лохмотья углепластикового полотна бессильно обвисли вокруг сложенного паруса, каптоновое полотнище осталось без мачт – мачты раскрылись вокруг сигарообразного космического корабля, тотчас выпустив струйки кремниевой жидкости. «Куколка» вылупилась. Угольно-черное тело отправилось в сторону границ Солнечной системы, туда, где вокруг газового гиганта вращался кусок камня, из-за множества кратеров больше похожий на губку.

– Значит, особого беспокойства вы не испытываете? – Миссис Стайн вздохнула. Аппетитно – очень аппетитно! – приподнялся на вдохе светленький пиджачок.

– Нет, что вы, – Прошин очаровательно улыбнулся и, словно спохватившись, добавил: – Ну, не то чтобы совсем – меня, конечно, тянет на Землю, по травке побродить, в речке искупаться… Но так у всех, мне кажется.

Он невольно перевел глаза на панораму сибирской – а может быть, канадской – тайги справа (от психолога – слева). Стволы вековых сосен с вечнозелеными маковками, поваленное дерево, присыпанное снегом.

Окровавленное лицо Смита, накатывающий рев ракетных двигателей, последний патрон в руках…

Миссис Стайн, главный психолог кочующей станции «Циолковский», улыбнулась. Теплая, ласковая улыбка, тонкие складки вокруг чуть тронутых помадой губ, пряди коротких волос (немного длиннее, чем обычно позволяют женщинам-космонавтам) уложены в кажущемся беспорядке, чуть подкрашенные глаза, чуть тронутые тональным кремом щеки, легкий запах духов – в светлом брючном костюме, в своем уютном кабинете с мягкой мебелью, приглушенным светом и экраном во всю стену, показывающим виды Земли (по настроению – лес, море, пустыня, водопад в тропическом лесу), она казалась старшей сестрой, доброй, внимательной – если такие бывают. В ней не было надменной недоступности земных женщин, в любой момент готовых предотвратить харрасмент, в ее поведении не было ни малейшего намека на что-то большее, чем разговор по душам. Прошину говорить не хотелось. Совсем.

– Иван, я прошу прощения, – сказала миссис Стайн.

– За что?

– Я хожу вокруг да около, – психолог откинулась на спинку большого кресла.

Они сидели друг напротив друга возле стола с монитором компьютера и стопкой бумаги на пластиковой столешнице, подделывающейся под красное дерево. На противоположной стене большой экран показывал стволы деревьев, припорошенный снегом подлесок…

– Нельзя, – миссис Стайн покачала головой, – нельзя говорить так с умным человеком.

– Льстить, наверное, тоже не рекомендуется, – промолвил Иван.

Психолог повела мышкой, и вместо тайги во всю стену высветилась анкета Ивана Прошина, старшего техника станции «Циолковский». В верхнем левом углу фотография, справа цифры – рост, вес, где-то посередине IQ. Сто тридцать единиц, ух ты.

Прошин поднял руки:

– Извиняюсь. Действительно, умный.

– Оставить, что ли, – сказала миссис Стайн, глядя на анкету. – Или лес вернуть?

– Лучше что-нибудь нейтральное, – отозвался Иван. – Мы ведь о деле будем говорить.

Повинуясь движению изящной ладошки (на пальчиках ногти с бирюзовыми цветами и стразиками), стена осветилась кремовым оттенком.

– Давайте о деле, – психолог уселась поудобнее.

Ровная посадка, прямая спина, руки на подлокотниках – открытость, готовность к диалогу. Прошин откинулся в кресле, радуясь возможности посидеть просто так. Всю неделю старший научной секции стоял у них над душой: в этом году солнечная активность была как никогда высокой, и ученые сутками не вылезали с наблюдательных постов, памперсы надевали, чтобы в мелочах разглядеть реакцию колец Папы на проносившиеся потоки протонов. Солнечный ветер жег внешние датчики станции, сводил с ума спутники и ремонтников, шатавшихся по станции в скафандрах высшей защиты и в таких же скафандрах ремонтировавших автоматические станции слежения. На дезактивацию времени не было, вернее, было, но над душой стоял стармех: «Давай-давай», – бегали ученые с безумными глазами: «Ребятушки, миленькие, график наблюдений срываем… Ну хоть одного робота в корону, ну пожалуйста…» Трое ребят ушли на пенсию по дозе, а замена им только-только летела к Марспорту.