Брайан Херберт - Крестовый поход машин

«Так как я не могу взять тебя на все планеты, моя дражайшая Лероника, я решил послать тебе по маленькому кусочку тех из них, что мне пришлось посетить. Я собирал эти камни много лет.

Знаешь, наконец нам удалось изобрести новую технику – корабли, на которых я смогу быстро прилететь к тебе. Как было бы чудесно, если бы я мог сейчас, в этот миг, взглянуть в твои прекрасные глаза – надеюсь, что такой миг скоро настанет. Я понимаю, что у тебя своя жизнь, но, быть может, иногда ты вспоминаешь меня с любовью».

Она не знала, что ей делать с сокровищами, и часами сидела у себя в комнате, рассматривая их при свете догорающих свечей. Она брала по очереди драгоценные камни, нянчила их в ладонях, тронутая тем, что Вориан специально для нее подбирал эту невиданную красоту. Он тоже держал эти камни в своих руках и думал о ней, вглядываясь в их чудесные сверкающие грани. Лероника не могла представить себе расстояние, которое пришлось преодолеть Вориану, чтобы собрать все эти драгоценности. На это ушли годы, в течение которых он ни на минуту не забывал о ней…

Спустя неделю на горизонте появилась лодка Брома Тергита. Одна. Она тащилась в гавань с почерневшими мачтами, порванными и обугленными парусами, с захлебывающимся мотором. Как только люди увидели лодку, зазвонил тревожный колокол – и рыбаки бросились на помощь. Они взяли лодку Брома на буксир и повели ее к пристани.

Лероника в панике бросилась к причалу, но не увидела ни лодки мужа, ни детей. Напрасно вглядывалась она в море, мрачно серевшее под затянувшими небо низкими свинцовыми тучами. Когда рыбаки помогли старому Брому выбраться из обгоревшей лодки на пристань, Лероника со всех ног кинулась к отцу. Сердце ее было готово выскочить из груди, из глаз хлынули слезы, когда она увидела, что одежда отца покрыта толстым слоем копоти, волосы наполовину сгорели, а лицо обожжено до такой степени, что превратилось в распухшую красную шелушащуюся маску.

Спустя мгновение она испустила крик радости, видя, как с палубы сходят ее дети, грязные, оборванные, закопченные, но невредимые.

– Где Калем? Где еще одна лодка?

– Элекраны.

Брому Тергиту не надо было больше ничего говорить. Одно это слово наполняло ужасом душу каждого рыбака. Лероника слышала об этих страшных электрических скатах, живших где-то в открытом океане. Ни один рыбак, сталкивавшийся с ними, не оставался в живых. Она выпрямилась, не давая отчаянию завладеть собой. Прежде она должна выслушать весь рассказ.

– Мы натолкнулись на их гнездо. Элекраны окружили нас, как живые молнии. Они пошли на нас как будто ниоткуда и со всех сторон. Бежать нам было некуда. – Голос отца то и дело прерывался, руки тряслись, пока он рассказывал свою страшную историю. – Не думаю, что они хотели напасть на нас, просто мы потревожили их… и они защищались. Засверкали молнии. У нас не было никаких шансов… никаких шансов на спасение.

Отец с трудом дышал, глаза его были красны от ожогов и слез. Казалось, ему просто страшно продолжать свой рассказ. Дети, дрожа и плача, прижались к матери.

– Калем схватил ребят и, как рыбешек, бросил их на мне на палубу. Что мне было делать?

Бром оглядел слушателей, словно ища у них ответа на свой отчаянный вопрос.

– Он крикнул мне, чтобы я спасал детей. Я едва слышал его слова сквозь вой ветра и треск разрядов. Потом он завел мотор и отвалил от моей лодки. Он понесся прочь, ни разу не оглянувшись. Мальчики сильно закричали, и Калем в последний момент все же обернулся. Этим взглядом он навсегда простился с нами.

Бром в бессильной ярости сжимал и разжимал кулаки.

– Клянусь вам, Калем направил лодку прямо в гущу этих тварей. Я понимал, что надо уходить или следующими поджаримся мы. Моей единственной мыслью было спасти малышей. Калем… Калем сознательно направил лодку в это живое электричество, и элекраны обрушили только на него всю силу своей ярости. Наконец я завел мотор, и мы понеслись прочь, а когда я обернулся, то на месте лодки Калема увидел только огненный шар. Элекраны сгрудились вокруг нее, меча свои молнии.

– Он спас жизнь этим ребятам и мне. – Старый отец посмотрел на дочь, а потом отвернулся, избегая ее ответного взгляда. – Калем Вазз позволил нам уйти. Я обязан ему сохранением своей никчемной жизни, но ведь все надо было сделать по-другому! У него красавица жена и двое детей. – Бром испустил тяжкий безнадежный вздох. – Он должен был спасти детей и себя. Почему остался жив я, а не он?

Люди, стоявшие вокруг, тихо переговаривались, а Лероника крепко обняла детей и отца, деля с ними страшное горе. Они стояли на пристани, обнявшись и ища утешение друг в друге.

Я вижу видения, и я вижу реальность. Как должен я отличить одно от другого, когда решается будущее Арракиса?

Уже много лет пустынные бродяги не совершали такого удачного нападения на чужеземцев. Услышав сигнал ночных разведчиков, Марха и Исмаил вместе с другим членами племени вышли на гребень скалы и стали смотреть, как возвращаются домой удачливые грабители. Люди двигались по залитой лунным светом песчаной равнине, словно маслянистые тени. Марха видела, как они миновали гребень дюны и по потайным тропам начали подниматься к упрятанным в лавовых скалах пещерам.

Этим набегом руководил сам Джафар, хотя он говорил Мархе, что для таких дел ему духу не хватает. Увлеченный провидениями Селима Укротителя Червей, этот человек с мощной волевой челюстью был исполнен решимости следовать памяти вождя. Но при этом он испытывал внутреннее неудобство и часто говорил, что ему не являются видения, в которых он был бы вождем их движения.

Где-то внизу, в глубокой пещере, мирно спал сын Мархи Эльхайим, которому уже сравнялось девять лет. Умный живой мальчик был полон идей, но пока он не сознавал ответственности, которая ляжет на его плечи – плечи единственного сына Укротителя Червей.

Марха испытывала сладкую муку, вспоминая свою любовь к Селиму – как к легендарной личности и как к обычному человеку. Она понимала его сны и тот путь, которым он намеревался вести племя для достижения являвшихся в тех снах целей. Ей было больно видеть, как теряется эта цель, пути к которой не способны видеть последователи Укротителя после его гибели. Джафар и Марха сделали все, что было в их силах, чтобы сохранить единство в племени отступников, живущих по своим законам вдали от цивилизации. Но не прошло и десяти лет, когда ее муж принес себя в жертву Шай-Хулуду, а его поступок многим уже казался бессмысленным. Как мог он надеяться, что его страстная цель окажется неприкосновенной на протяжении тысяч лет, которые он провидел в своих снах?