Брайан Херберт - Крестовый поход машин

Он продолжал читать. Ксавьер писал, что будет делать дальше, как намеревается покончить с обаятельным и мощным ядом Иблиса Гинджо, совершив свой последний воинский подвиг. Старый примеро понимал, что будет думать о нем население Лиги после этого события – фанатик, изменник, убийца возлюбленного Великого патриарха. Но Ксавьера не волновало посмертное осуждение, равно как и слава – если конечно, правда когда-нибудь восторжествует.

Убийца?

Как и Ксавьер, Вориан отлично понимал все движущие механизмы мифа и обмана, созданных руками и злым гением Иблиса Гинджо… полный набор, от тайной полиции до фанатичных бойцов джихада – и все это ради поддержания иллюзии Жрицы джихада и ее преданного Великого патриарха Иблиса Гинджо.

Стоявший рядом квинто Паоло вежливо покашлял.

– Примеро Харконнен направил корабль на солнце вместе с собой и Великим патриархом.

В мозгу Атрейдеса что-то щелкнуло, и он вдруг сразу осознал все возможные последствия этого события. Ничего нельзя точно ни доказать, ни опровергнуть. Да и сама действительность не окрашена в черные и белые тона, как, бывало, ошибочно полагал примеро Харконнен.

Иблис несколько десятилетий как паук плел свою сеть, которая опутывала теперь всю Лигу Благородных, и сеть эту невозможно разорвать одним ударом. Хуже того, если эта правда когда-либо станет известна, то, как бы ужасна она ни была, скандал, который разгорится в результате, сведет на нет весь импульс, который придала крестовому походу против машин пусть даже мнимая мученическая смерть Серены Батлер. Вместо того чтобы сражаться с роботами, ее последователи начнут резать глотки друг другу.

Вориан изо всех сил сжал кулаки. Храня верность памяти Серены, он не мог допустить такого исхода, поэтому он один должен знать страшную правду о Ксавьере. Он надеялся, что друг понял бы его.

По крайней мере Иблиса Гинджо больше нет.

Другая проблема – как быть с тлулаксами, самыми ужасными из всех преступников? Хотя Великий патриарх мертв, его связи продолжают действовать, и тайное сотрудничество с Тлулаксом будет продолжаться дальше.

Вориану придется открыть миру, что собой в действительности представляют органные фермы Бандалонга. Это навлечет гнев народа на Тлулакс и разрушит эту планету. Да, они станут козлами отпущения, но, в конце концов, заслуженно. Как только публике будет раскрыт ужасающий обман, она проникнется отвращением и ненавистью по отношению ко всем работорговцам. Органные фермы будут разрушены, уничтожены, и рабы, служившие источником живой плоти, будут освобождены… так или иначе.

Вориан вздохнул, чувствуя на своих плечах груз тяжелейшей ответственности. Он оказался узлом, связывающим прошлое и будущее истории, и его, как и его мертвого друга, не интересовала личная слава или личное бесчестье в глазах потомков.

Вдруг он вспомнил, что рядом стоит Лероника. С грустным и взволнованным видом смотрела она на море.

– Я не могу удержать тебя здесь, Вориан. Иди и исполняй свой долг. – В глазах ее стояли слезы, хотя она изо всех сил старалась удержать их. – Возвращайся, когда сможешь. Как обычно.

Стоявший рядом квинто чувствовал себя очень неловко, желая уйти. Парень явно был не в своей тарелке, не получая никаких приказов.

Но Вориану некогда было заниматься его проблемами.

Он подошел к женщине, ставшей его эмоциональным убежищем, его тылом, его якорем. Взяв ее лицо ладонями, он поднял ей голову и заглянул в глаза.

– Пока я был здесь, я много думал. Отныне я хочу быть не только солдатом, но и человеком. Я… хочу, чтобы ты уехала со мной.

Удивление и восторг смыли с ее лица десять лет жизни.

– Но я же всего-навсего бедная девушка с Каладана. Я не имею никакого права быть супругой великого примеро…

Он нежно закрыл пальцами ее губы.

– Ты моя любовь и мать моих детей. – Вориан помолчал, ожидая, станет ли она отрицать то, что они оба знали наверняка. Он видел Кагина и Эстеса, и у него не осталось никаких сомнений по этому поводу.

Лероника плотно сжала губы.

– Я хочу, чтобы мальчики помнили Калема своим отцом. Он пожертвовал ради них жизнью, и я не позволю тебе преуменьшить память о человеке, которого они знали большую часть своей короткой жизни.

– Я никогда не хотел этого. Калем Вазз делал то, что должен был делать я. Он воспитал их, заложил в них нравственное чувство и трудовую этику. Он, а не я, делал это.

– Это не значит, что ты не можешь начать делать это теперь.

Она тяжело дышала, слезы струились по ее щекам.

Он наклонился к Леронике и сказал:

– Мы воспитаем наших детей в Лиге Благородных, они получат все преимущества, которые может дать наша цивилизация.

В голосе его зазвучало сильное чувство, когда он ближе привлек ее к себе.

– Вся Галактика будет у наших ног.

Ночь – это исход вчерашнего дня и выход в день завтрашний.

Прошло десять лет с тех пор, как Марха, Джафар и все истинно верующие в видения Селима покинули давнее поселение и ушли в глубь пустыни, подальше от чужеземцев и предателей наиба Дхартхи. В тот судьбоносный день Марха – она тогда взобралась на вершину Игольной горы, чтобы лучше видеть – стала свидетельницей конца земной жизни своего мужа. Но в действительности это было лишь началом, ибо великий Укротитель Червей в миг своей кончины стал частью величественного сегментированного тела Бога.

Десять лет они следовали местам Селима и выполняли завещанную им миссию. Слух о невероятной судьбе вождя отступников быстро распространился среди дзенсуннитов Арракиса, и сотни молодых людей бросились на поиски тайного убежища, чтобы присоединиться к новому племени людей, оседлавших великого червя.

Каменные пещеры и открытые дюны Арракиса служили им не тюрьмой, а надежным убежищем. В глубине тенистых пещер отступники и укротители червей отыскали множество рун муадру, вырезанных в гладких прохладных камнях. Эти символы напомнили Исмаилу те древние нерасшифрованные письмена, которые хранил его дед среди пергаментов с сутрами у себя в хармонтепской хижине. Исмаил не умел читать руны, но был уверен, что они несут послание надежды и единения.

В течение первого года поритринские беглецы учились жить с уроженцами Арракиса, работали бок о бок с ними и помогали им в ежедневных тяжких трудах, необходимых для выживания. Самые слабые восстановили свои силы, и никто не жаловался на тяжелые условия жизни. Покончив с жизнью в официальном рабстве, с прислуживанием капризным хозяевам, после принудительного выполнения работ, от которых отказались бы даже машины, бывшие рабы быстро обретали силу, здоровье и выносливость.

Вместе со своими уцелевшими и окрепшими людьми Исмаил стоял у входа в большую пещеру и смотрел на великий простор пустыни, на песке которой никогда не отпечатаются следы работорговцев. Занималась заря – как говорила Марха, это было любимое время суток Селима Укротителя Червей.