Сергей Григоров - Магия Мериты [СИ]

Вместе с той приветственной фразой, прозвучавшей при встрече их группы, это означало требование однозначного ответа, раскрывающего их мнение, а стало быть — мнение Инспекции и, далее, всего Содружества об отношении к изгнанникам Мериты. Горькая пилюля была сдобрена конфеткой, о которой Илвин давно мечтал. Поэтому он поспешил:

— Мы прощаемся с вами, братья, но наши сердца навсегда остаются с вами.

Ответ означал, что окончательный вывод заключительного акта их группы будет содержать слова: народ Мериты, родной по крови, — родной и по духу. Меритская община вольется полноправным членом в Содружество, и все достояние человечества со временем станет ей доступным. Одна фраза — а каково следствие! Впрочем, Вэр на основании собранных им материалов и не мог бы сказать иначе.

Предопределив общий лейтмотив своего отчета, они молчали весь перелет до звездолета. Каждый оставался наедине со своими переживаниями и втайне оценивал тяжесть возможных последствий неверного решения. Прибыв на звездолет и не дожидаясь, пока экипаж закончит предстартовые приготовления, они заперлись в Зале обсуждений. В него никто не мог проникнуть извне, и все перипетии окончательной редакции материалов инспекции останутся между ними.

Вэр обратил внимание, что каждый инспектор достал свои заметки из личного акона. Что это — открытое проявление недоверия, стремления оградить результаты своей деятельности от возможного посягательства? И как это следует понимать в свете взятого ими на себя обязательства перед меритцами?

Самый пухлый отчет принадлежал Рюону. Не ясно, как он в такое короткое время умудрился создать столь основательную монографию, содержащую анализ буквально всех сторон культурной жизни меритцев. Самым кратким оказался Лонренок — всего несколько страниц, текст — предел лапидарности. Илвин потрудился на славу, но почти на каждой странице его произведение Вэр натыкался на слово «маг».

Сравнение отчетов, как всегда в подобных ситуациях, вскрыло некоторые неувязки, быстро, однако, преодоленные совместными усилиями. Последовавший затем обмен репликами неприятно уколол Вэра: ему показалось, что коллеги в его присутствии продолжают давний бескомпромиссный спор, начатый без него. Вначале Лонренок обрушился на Рюона:

— Как следует вас понимать? Более двухсот страниц вы рассуждаете о магах только для того, чтобы признать их роль несущественной для обобщающей оценки. Где тут логика? Зачем тогда это вам? К чему загромождать читателя ненужной информацией?

— Видите ли, я выявил одно интересное обстоятельство. Традиционный взгляд на искусство полагает его направленность на формирование некоего эмоционального воздействия, через которое опосредованно происходит привитие соответствующего мировоззрения, воспитание нравственного облика и так далее. В искусстве же меритцев главное — преподнесение определенных ассоциаций, воздействие на внелогичное мышление, и только потом классическая схема эмоционального давления. Иными словами, меритские деятели искусства отчасти вторглись в научную деятельность, формируют эвристический фонд науки. Главные заказчики и потребители такой продукции — маги. На мой взгляд, прослеживание подобного феномена представляет самостоятельный научный интерес…

— Хорошо, но при чем здесь инспекция?

— Я должен обратить внимание на все необычные аспекты культурной жизни. Может быть, принятые нами методы оценки не совсем правомочны…

— Ну и что? Вы-то здесь при чем?

— Рюон прав, — вмешался Илвин. — Общество меритцев разительно отличается от всех известных. Оно похоже на пирамиду: на вершине горстка магов, их обслуживают, им угождают немногие приближенные, далее — все остальные. Все решения, генеральные направления сосредоточения общественных сил определяют только маги — как не сказать об этом?

— Вы бы помолчали, — отмахнулся Лонренок. — Я уже устал вас убеждать. По-моему, вы все время занимались не задачами инспекции, а тешили свое безграничное любопытство.

— Да, я делал то, что представляет интерес для науки. Почти сразу мне удалось убедиться, что менталитет меритцев такой же, как у большинства людей в Содружестве. В то же время они на голову обогнали нас во всех научно-технических областях. Значит, для пользы дела следовало обратить особое внимание на то, чем они от нас отличаются. А главная разница в том, что у них есть маги, а у нас их нет.

Длительное молчание было прервано Лонренком:

— Вот мой вариант сводного отчета. Вы раньше видели его. Небольшие дополнения дадут материалы нашего стажера. — Вэр заерзал, негодуя. — Я устал вас убеждать. Поэтому спрашиваю прямо: вы согласны со мной?

— Нет! — почти в унисон воскликнули Илвин с Рюоном.

— Не понимаю… — начал было Вэр, но Лонренок прервал:

— Хорошо. Придется применить силу, — он достал из акона верительную карточку необычной формы. — Как полномочный представитель Комитета Защиты Человечества я освобождаю вас от окончательного редактирования материалов инспекции.

— Астаройт, ты только подумай: никто до нас не решал такой задачи. Мы войдем в историю! И абсолютно никакого риска — я это чувствую! — Илвин проникновенно трясет ворохом лоций-диаграмм, подталкивая их к капитану. Тот машет руками, словно боится обжечься.

— Не знаю, не знаю… Очень ответственный шаг. Мне не нравятся вот эти точки, — толстый капитанский палец слепо тычется в листки. Понять, куда было задумано его направить, невозможно, так как Илвин успел за то короткое время, пока капитан прицеливался, несколько раз перемешать диаграммы.

— Ротя, дорогой, к лицу ли тебе сомнения? Вспомни наши Млечные Трассы! Скажи, ошибся ли я хоть раз? Я прирожденный пилот, у меня божий дар. Неужели мне придется уйти из этого мира, не оставив в нем своей вехи? Астаройт! Да разве сможешь ты спать спокойно, упустив такую возможность? Что ты будешь рассказывать внукам? — Илвин прижимается к капитанским плечам, что, вероятно, должно пониматься как объятие. Пониматься потому, что на деле осуществить эту акцию Илвин не в состоянии: руки коротки.

Могучим утесом застыл Астаройт в своем кресле, и от него одного в кают-компании тесно. Зря Илвин так рьяно напирает. Только с виду капитан кроток и покладист. Вэр уловил за отечески мягкой улыбкой Астаройта тяжелую длань истинного властелина всего, что движется и не движется на звездолете. Ему не надо ежечасно доказывать свой вес и силу, ибо и так все ясно. Большие люди обязаны быть тяжелыми на подъем, им нельзя делать резких движений, чтоб ненароком не пришибить кого-либо из окружающих.