Ирина Емельянова - Дети пространства

— Ну, блин, у тебя, можно сказать, единственного на всей Земле есть девушка с персональным флиттером, а ты не пользуешься личным положением в служебных целях! И вообще Перейру надо брать лихим кавалерийским наскоком. Сейчас подумаю, как именно, соберу разведданные и перезвоню тебе.

— А что, за эту операцию тебе тоже поставят какой-то зачёт?

— Не, это я так, из любви к искусству. В смысле, к модерново-классической живописи.

Через полтора часа она позвонила Анджею опять:

— Всё, у меня есть план. Собирайся, через полчаса буду у тебя, и летим в Рио вместе.

— А что за план?

— Расскажу, пока будем лететь в Бразилию.

Когда флиттер на пути в Рио отработал активный участок, и в кабине наступила невесомость, Анджей потребовал:

— Давай рассказывай.

Мара нажала кнопку в подлокотнике кресла и развернулась лицом к нему.

— Значит, так: модернового реалиста надо ловить на живца. Он моментально клюнет на необычное. А живцом могу поработать я. Я же прекрасно знаю, какая у меня пластика после всех курсов по десантной подготовке и вакуумным работам. Насколько мне удалось выяснить, Перейра в этот сезон целыми днями сидит с блокнотом на лавочке на Авенида Атлантика и ловит типажи среди прохожих. Сегодня он, или, во всяком случае, его телефон, появился там за пятнадцать минут до моего старта из Порт-Шамбалы, а значит, он проторчит там ещё часа два. Поэтому делаем так: паркуемся в стороне от пляжа, выходим пешком на Авенида Атлантика, дальше ты садишься на лавочку рядом с ним и караулишь мою одежду, а я бегу купаться. Давно мечтала искупаться на Копакабане, да всё как-то не складывалось. Его наверняка заинтересует моя манера двигаться. Вот тебе и завязка для разговора. А если спросит, почему ты не пошёл купаться вместе со мной, объяснишь, что я попросила тебя посторожить мой пистолет. А то подмышечная кобура как-то очень плохо сочетается с бикини, — Мара довольно ухмыльнулась. — Хочешь, скину тебе на наладонник пяток видеороликов про меня, может, покажешь ему, если придётся к слову.

Отбор и перегонка роликов заняли почти всё время полёта. Наконец Мара решительно отвернулась к пульту управления и, как будто нечаянно задев тумблер, включила музыку. Кабина заполнилась гитарными аккордами и мужским голосом:

Ни стихи, ни исполнитель были совершенно не знакомы Анджею. По особенностям языка и набору реалий это можно было отнести к началу XXI века. Но тема уж как-то больно отчётливо перекликалась с сегодняшним днём…

Анджей всмотрелся в спину девушки, не выражает ли она ехидство, но ничего, кроме сосредоточенности на управлении флиттером, разглядеть не смог.

Мара посадила флиттер в паре кварталов от пляжа, и к Авенида Атлантика они вышли чинно, под ручку. Вот и скамейка, на которой под большим пляжным зонтиком устроился художник со старомодным бумажным блокнотом в руках.

Мара в несколько секунд освободилась от одежды, оставшись в очках и весьма смелом купальнике-бикини, после чего колесом прошлась по тротуару с воплем: «Ура, я на Копакабане!» — и, коротко бросив своему кавалеру: «Покарауль тут мои шмотки!» — перепрыгнула через парапет и лёгкой трусцой побежала к океану.

— Нечасто увидишь человека, который умеет так радоваться жизни, — раздался ворчливый голос художника. — Молодой человек, вы ведь знакомы с этой девушкой?

— Да, дон Жозе.

— Ах, вы ещё и меня знаете?

— Вы человек известный. Некоторые вон уже ваше творчество в школе изучают, — Анджей кивнул в сторону океана.

— Ах, даже так? Не знал, не знал. А что ещё изучают в той школе?

— Думаю, вас, как знатока человеческой пластики, могут заинтересовать их физкультурные умения. Вот, взгляните, — Анджей вытащил из кармана наладонник и поставил первый из Мариных клипов.

Это была самая обычная тренировка по фехтованию, Мара против Кима.

— Ага, вижу, слева ваша подруга. А справа — несомненно, парень.

— Возможно, про этого парня вы даже слышали. Помните, лет пятнадцать назад была такая активистка-правозащитница Оливия Лэнсер?

— А, это которую зверски убили на глазах малолетнего сына?

— Ну да. А на фехтовальной дорожке — тот самый сын, Ким Лэнсер.

— И что, юноше, пережившему в детстве такой стресс, доверяют рапиру?

— Если бы только рапиру! Насколько я знаю, новейший космический корвет «Франсиско де Орельяна», на данный момент наиболее разрушительную боевую машину в Солнечной Системе, на днях выводил на ходовые испытания именно Ким. Мара по этому поводу очень расстроилась, но что поделать, если оценка за упражнения на симуляторе у него оказалась выше на сотую долю балла… Кстати, об оружии, — Анджей запустил другой ролик, — вот это уже занятие по современной тактике. К сожалению, как и при фехтовании, экипировка сильно мешает наблюдать их движения.

Следующий ролик заинтересовал Перейру куда больше. В нем те же курсанты, одетые в лёгкие, не сковывающие движений трико, исполняли что-то вроде танца. Вот только участники этого танца парили в воздухе, отталкиваясь то друг от друга, то от стен, а порой бросали друг другу какие-то ленты, видимо, довольно прочные.

— Это где? — удивлённо спросил художник.

— Пустой ангар какого-то тяжёлого военного корабля. Мара говорила мне, какого именно, но я забыл название. А поскольку сейчас все эти корабли где-то далеко в боевом походе, у меня не было случая научиться их различать.

— Так это, значит, Военно-Космический флот…

— Да, Мара — курсант Военно-Космической Академии. Именно оттуда берётся несколько необычный набор двигательных навыков.

В этот момент на Анджея полетели брызги солёной воды — неслышно подкравшаяся Мара резко тряхнула мокрыми волосами.

— Ага, мужики, как обычно, рассматривают картинки, а на оригинал не обращают ни малейшего внимания!

— Нет, почему же, сеньорита, — несмело возразил художник. — Я как раз хотел пригласить вас попозировать…

— Сколько угодно, — решительно ответила Мара. — Но услуга за услугу. Я помогаю вам делать вашу работу — позирую, а вы помогаете Анджею делать его работу — даёте интервью.

— Это правда? — повернулся художник к журналисту.

— Увы, да. Я журналист, и мне заказали интервью у вас. Хотя вообще-то искусство — совсем не моя специализация. Обычно я имею дело с какими-нибудь биологами, полярниками, на худой конец с промышленными альпинистами…

— Я тоже в некоторой степени промышленный альпинист, — захорохорился Перейра. — Помнится, лет двадцать назад я лично возглавлял реставрацию вон той статуи, — он указал на знаменитое изваяние Иисуса, господствующее над городом.