Ника Ракитина - Даринга: Выход за правила [СИ]

Риндир встал и наклонился над девочкой, проверяя, не разбудили ли. Она спала тревожно, глубоко вздыхая и всхлипывая. Риндир подул ей на лицо, побрызгал водой. Подумал, не получится ли погрузиться в ее сон, чтобы навести там порядок, чтобы кошмары не пугали ребенка. Но отказался от этой мысли. Еще ни разу у них не вышло вступить в мысленный контакт с аборигенами, и результат был непредставим. А он и без того сегодня дров наломал. То есть, уже вчера. Настроив организм, чтобы проснуться с первыми проблесками рассвета, штурман опять завернулся в одеяло. Звериная шерсть кисло пахла и скребла кожу.

И сон самого Риндира, в который он нырнул, как в болото, был далеко не ласковым, хотя и знакомым. Ему снился тот самый угрюмый голый парк под толщей вод — тот, о котором штурман рассказывал Любу. Мир вокруг был тусклым, серым и плотным — таким плотным, словно штурман двигался в смоле. Она была со всех сторон — невидимая, но вполне ощутимая. Ни звезд, ни проблеска лун, ни малейшего звука. Даже ветра не было. Но мужчина упорно пробивался к свету тусклых фонарей за кованой оградой. И, внезапно для себя, вышел к воротам. Две веревки — бледная и кровавая — тянулись к висящей у них железяке. И штурман остановился, словно витязь на распутье, решая, которую выбрать.

Веревки извивались перед взглядом, точно две змеи, и прикасаться к обеим было противно. Где-то на краю осознания Риндир пытался понять, почему именно в такие образы отлилось подсознание. И даже почти ухватил, откуда этим символы взялись. Но лишь почти. Они манили и не давались, просто издевались над ним. В ярости штурман задел рукой ограду, и послышался звон. И Риндир с удивлением разглядел у себя на руке латную перчатку. Рыцарь, надо же. Счас вот будет ходить, изнывая под тяжестью и гремя плохо пригнанными доспехами. А коня не дали, между прочим…

Ограда глухо запела, и затихла лишь тогда, когда в ворота, оказавшиеся от штурмана справа, выглянула привратница. Выйдя из сторожки, скрытой деревьями. Просунула голову в капюшоне между воротинами, связанными массивной ржавой цепью. Была старуха — судя по медленной неловкости движений — в плаще, как у епископа, только не так сильно украшенном. Золотого шитья было с гулькин нос, а ткань под ним казалась вытертой и серой.

— Чего гремишь? Ты к кому? Знаешь, сколько отстучать нужно?

— В смысле?

— Палку видишь? — привратница ткнула в било перстом. — Для каждого в этой обители особенный бряк. Я не могу позвать ту, сигнала которой ты не знаешь.

— Для каждой свой позывной?

— Вроде того, — мотнула головой старуха. — Так кому стучать?

— Лишь бы не на кого.

— Языкастый рыцарь, — старуха вытерла рукавом одутловатое лицо, на миг показавшееся из-под капюшона. — Ступай себе. Ты нам не нужен. И Бранни твоей здесь нет.

— А я и не к ней. Ангейра позовите, — ляпнул он.

Старуха словно бы опешила. Стояла, держа опухшие руки перед грудью, полным телом заполняя и почти разрывая плащ.

— Не зови его, — прошамкала она наконец. — Они с королевой Бледной на охоту уехали. Ох, и озлобится госпожа, если ты станешь его звать.

Ворота хлопнули, едва не прищемив Риндиру ногу. И самого его потянуло, словно пробку из бутылки, и выплюнуло из сна в серенький, робкий, едва теплящийся рассвет. Он вернул на место подушки и одеяла и, приняв облик сокола, устроился на спинке кровати дожидаться пробуждения Бранвен. Люба ему не хватало. Несмотря на все шуточки и подколки, он бы помог Риндиру привести мысли в порядок. «Пора бы ему и вернуться», — подумал штурман. И мягко коснулся разума друга — пока не окликая, а просто проверяя, где он, в каком состоянии и не помешает ли ему телепатический контакт.

— Да не сплю я. Спасателей жду, — горестно отозвался Люб. Риндир поспешно мысленно оглядел его дородную фигуру: ран и повреждений нет. И Бранни еще не проснулась.

— Что у тебя?

— Тебе вежливо или правду? — отозвался Люб.

— Давай по существу.

— Если по существу — ты не поверишь. Долетел благополучно. К Селестине подкатить сумел не на камеру — пока Липат сотоварищи образцы грузили. И спросил в лоб, может ли она обнаружить и поднять наверх тело Ангейра, как для Фенхеля дроны из болота подняла. Потому как есть у нас твердая уверенность, что Бранни епископу никакая не сестра. И тело короля необходимо, чтобы удостовериться.

— И?

— И получил от нёйд мягкий ненавязчивый совет держаться от Гай Йолед как можно дальше, потому как там находится чистое, ничем не разбавленное зло.

— Селя чем-то свои слова обосновала? — спросил Риндир и отвлекся, потому что Бранни шумно вздохнула, сводя рыжие бровки к переносице. Но не проснулась, а только повернулась на бок, обнимая одеяло.

— Все было чересчур уж туманно, а я давить не стал, — отозвался Люб. — Там произошла катастрофа, как я понял. Обитель нёйд, построенная на крышке карстовой пещеры, в одночасье провалилась в озеро. Самое загадочное, что ведьмы — с их тонким чувством окружающего мира — не смогли это предсказать. Спаслись буквально единицы. Со временем… озеро превратилось в болото. А в окрестностях — пока там еще кто-то жил — ходили упорные слухи, что в такую же бурную, дождливую и ветреную ночь, как во время затопления, поселок нёйд поднимается на поверхность. Можно слышать звуки била и видеть огни. И даже самих нёйд издали. Распухших — как и положено утопленникам. Ну и запах соответствующий.

— Я бы предположил, что там вырываются болотные газы, — отозвался Риндир, стараясь не увязать в паршивой мистике, так остро напоминающей его сны. — Возможно, болотные огоньки принимают за огни. Их зовут «свечками покойников», название само по себе заставит дрожать, как заячий хвост. А один, другой заплутал, утонул спьяну, подавшись на них — вот тебе и жуткая легенда.

— Возможно. Но ведь я не дурак и не пьяный?

Риндир засмеялся. Дурак в космосе не выживет, а элвилин не пьянеют. Такая вот у них физиология.

— А почему ты спрашиваешь?

— А потому что я не послушался Селестины. Полетел на Гай Йолед. Аэрофото- и видеосъемку произвести, присмотреться к болоту с высоты птичьего полета, разведать аккуратненько, что там творится. Сканером пройтись и даже может — дурень наивный — обнаружить кости Ангейра и его погони. А под болотом оказалась аномалия неизвестной природы. Отрубившая флаеру тягу. Я совершил аварийную посадку и сбежал, а флаер с добычей Липата медленно тонет хвостом, как немецкий самолет второй мировой. Один из моих предков нашел такой в болоте через шестьдесят лет после войны, целенький, и скелеты в форме. Не, я знаю, что в болоте все сохраняется идеально, но как подумаю, что кто-то на глубине тридцати метров будет наш флаер изучать…