Дмитрий Игнатов - Великий Аттрактор [publisher: SelfPub]

– Не стоит благодарности. Мы же соседи всё-таки…

– Но мы же совсем не знакомы.

– Тебя зовут Жан-Пьер, ты фотокорреспондент, подрабатываешь на пару мелких подтирочных газетёнок, – я достаю вторую чашку и наливаю чай.

– А вы?

– Ты, – улыбаюсь я.

– О! Сартр! – француз замечает книгу, оставленную мной в кресле, и берёт её в руки.

– Тоже Жан-Пьер, правда, на философском фронте он дрался не так обсосно…

– А тебя, наверное, зовут Жан-Клод? – обернувшись, усмехнулся он в ответ на мою грубость.

– Осмелел, смотрю… Меня зовут Вера, но и я могу прописать тебе с ноги, – я сажусь за стол и распаковываю конфеты.

– Не будем проверять! – смеясь, машет руками Жан-Пьер, – Значит, Вероник?!

– Вера, лягушатник. Вера. Два слога, ударение на первом… Присаживайся.

Жан-Пьер устраивается напротив и с интересом смотрит на меня.

– Ты немка?

– Я русская.

– О…Спортсменка, да?

– Ну, почти…– я улыбаюсь, – Стрельба по головам.

– Биатлон? – не понимает парень.

– Французский иностранный легион.

– О! Обалдеть!

Я с удовольствием поглощаю конфету. Горький шоколад сверху и воздушная начинка из сливочного крема внутри. Глюкоза, всасываясь, устремляется прямиком в кровь. Реагируя на ощущения вкусовых рецепторов, мозг выбрасывает очередную порцию дешёвого эндорфина.

– Я думал там служат только парни.

– Официально, да.

– Впервые встречаю настоящего легионера…– продолжает Жан-Пьер, – Может, мне сделать с тобой интервью или типа того? Анонимно, само собой. Я смог бы его продать, а тебя взять в долю…

– Меня это не интересует, – качаю я головой.

– Прямо «нет»?

– Нет.

– Жаль… А если я просто приглашу тебя вечером в ресторанчик, например? У нас тут прямо рядом на углу есть милое место. Что скажешь? – он снова неловко улыбается и ожидающе смотрит прямо в глаза.

– Я скажу, что ты очень навязчивый.

– Это значит «да»?

– Это значит, что у меня режим. Во сколько бы ты за мной ни зашёл, распрощаемся мы в 10 вечера. Поэтому поторопись. И платишь за всё, конечно же, ты. Никаких пополам. У русских это не принято.

– Да, конечно…– он отпил чай из чашки, – Я только хочу сказать, что… Ты очень интересная.

– Да, я в курсе. Ты чай-то выпил?

– Да.

– Свободен.

Всё так же продолжая глупо улыбаться, Жан-Пьер встаёт с места и выходит. Похоже, я всё-таки произвела на него положительное впечатление, хотя определённо совершенно разучилась общаться с мужчинами.

– А тебе он нравится, сестрёнка? Молчишь… Ну ладно.

* * *

Не люблю увеселительные заведения. Людям кажется, что они отдыхают и расслабляются, но на самом деле они все ведут себя неестественно, показно. Стараются выглядеть лучше, вести себя интереснее. Словно манекены в витрине рядового парижского бутика. Только в отличие от настоящих манекенов, на которых пялятся покупатели, эти манекены ещё и сами постоянно пялятся друг на друга. Оценивают, сравнивают. Как можно в таком случае отдохнуть и расслабиться?

Плохо причёсанная макушка Жан-Пьера маячит ниже уровня моего плеча, а на меня смотрят как на дылду. Чувствую себя переростком среди всех этих людей. Снова растёт уровень тревожности. Я ощущаю, как начинаю непроизвольно потеть. Впрочем, возможно, тут действительно жарко.

Классический ресторанчик во французском стиле. Светлый и довольно изящный интерьер. Приятная музыка и непринуждённое мягкое освещение. Немного старомодно, но мило. По крайней мере, в такие места не заходят арабы. Мы садимся за столик. Я вытягиваю ноги в кроссовках. Хорошо, что в последний момент я решила не надевать туфли. Конечно, к платью они подошли бы лучше, но оно и без того само по себе неудобное.

– Что предпочитаешь? Птицу? Морепродукты? – уточняет Жан-Пьер, изучая меню, – Можем взять морского окуня свежего улова…

Я чувствую себя не в своей тарелке. Зачем я вообще сюда пришла? Рядом с нашим столиком возникает официант. Он старается быть подчёркнуто вежливым, но мне кажется высокомерным. С натянутой улыбкой он готовится выслушать заказ от Жен-Пьера, но я не позволяю ему:

– Бифштекс «bien cuit». Comprendre?

– Понимаю. Апперетив? Закуски?

– 150 грамм водки. И всё.

– Эм… Разрешите предложить луковый суп от нашего шефа? – официант ловит мой взгляд и, понимая, что сказал глупость, осекается, – Извините.

– Мне то же, что и даме, – говорит Жан-Пьер, еле сдерживая смех, после чего официант удаляется в некотором замешательстве, – Ничего себе! Уверен, такого заказа здесь не получали с 1812 года.

Я молча залпом осушаю принесённую рюмку. Никогда не могла получить удовольствие ни от процесса, ни тем более от результата употребления алкоголя. Наверное, именно поэтому я довольно быстро перешла исключительно на крепкий алкоголь. Впрочем, ситуации это не исправило. Начнём с того, что я даже не понимаю, что именно должна ощутить и от чего получить удовольствие. Проходя по слизистым, спирт вызывает лёгкое жжение и горечь, он устремляется по пищеводу в желудок. Но там его уже подстерегает порция выделившегося ферментативного антитоксина.

Через несколько минут сходное вещество, название которого я уже не помню, будет выброшено в кровь, чтобы нейтрализовать действие всосавшегося алкоголя. Дополнительно повысится уровень адреналина, чтобы удержать психику в тонусе. Стандартная схема, к которой прибегает мой организм, каждый раз, когда я хочу напиться. При этом объём алкоголя роли практически не играет. Бывали случаи, когда я в качестве эксперимента целиком наполняла им желудок, но, кроме тяжести внутри, никаких ощущений это не вызывало. Говорят, Иисус превращал воду в вино. Чтобы он сказал про этот фокус?

– А вот ты зря понтуешься, – предупреждаю я Жан-Пьера, видя, как он повторяет мой жест, – Тебя развезёт с непривычки.

– Как вы, русские, вообще это пьёте? – морщится француз.

– Мы не пьём, а выпиваем.

– Мне хочется знать о тебе больше. Скажи, почему ты решила сделать военную карьеру? Ты из семьи военных?

– Ах ты, журнашлюха…– улыбаюсь я, – Всё-таки не отпускаешь идею состряпать материал?

– Нет! Никакого интервью! – серьёзно отвечает парень, и почему-то я ему верю, – Это интересно лично мне.

– Я плохо помню своих родителей. Какие-то обрывки… Большая часть моих детских воспоминаний это приют в Эрфурте. Кажется, там меня оставил какой-то советский военный. Я помню его форму. Они как раз собирались выходить из Восточной Европы. Но, не думаю, что это был мой отец… По крайней мере, не хочу думать, что он смог бы так со мной поступить.

– Печально, – искренне реагирует Жан-Пьер.

– Там среди персонала была женщина. Немка, которая говорила по-русски. Но не помню, чтобы были такие дети. Кажется, что я была одна. Одиночество. Определённо, наиболее яркое из детских воспоминаний, – наконец-то подают мясо, и я начинаю увлечённо есть свой бифштекс, – Но вот постоять за себя я умела уже тогда.