Кристофер Руоккио - Империя тишины [litres]

– Я отпущу тебя, ничтожество, как только закончу, – заявил он и, вопреки собственным словам, разжал пальцы и неуклюже отступил на шаг.

Оказавшись на расстоянии вытянутой руки, он развернулся и наотмашь хлестнул меня по лицу. Я охнул от боли. Этот человек всю жизнь провел на Эмеше, и высокая гравитация наполнила его руки силой, подкрепленной массивным кольцом на среднем пальце.

Ничего не сказав в ответ, я вытер рукой рот и свирепо посмотрел на уступавшего мне в росте священника. На руке осталось пятнышко крови. Будь я самим собой – Адрианом Марло, сыном владетельного архонта, – я бы мог вызвать Гиллиама на дуэль за оскорбление. Но я не был Марло, больше не был. Адриан Гибсон лишь опустил голову, сжав губы в тонкую жесткую линию.

– Ты был торговцем, – прорычал священник, встряхнув рукой, – немногим лучше варвара, поэтому придется объяснить тебе.

Его голубой глаз ярко сверкнул в свете газовых фонарей, но другой, черный, только впитывал этот свет и казался глубокой ямой на восковом лице. Он снова поднял уродливую руку, словно бы занося для удара. Я вздрогнул и готов был проклинать себя за это.

– То-то же, – рассмеялся капеллан, и этот звук походил на треск разбитой скрипки.

Он потряс ладонью у самого моего лица, и на его пальце блеснуло темное массивное кольцо. Затем опустил руки и подался вперед, выпятив подбородок, как будто предлагая ударить по нему. Я словно окаменел на мгновение, парализованный социальными условностями. Оставаясь Адрианом Гибсоном, я не мог ударить его.

Все с той же гаденькой усмешкой превосходства Гиллиам проговорил:

– Ага, кажется, ты понял урок. Видишь ли, мирмидонец, здесь тебе не Колоссо. При дворе полагается соблюдать приличия, и не важно, как хорошо ты, по мнению Балиана, обучен, полудикарь останется полудикарем. Кровь скажет все.

– Разумеется, ваше преподобие – настоящий эксперт во всем, что касается полудикарей. – Я старательно выделил это «полу», намекая на его собственное положение. – Так мило, что вы опустились до моего уровня. Какое самопожертвование! Скажите, вы прямо таким и родились или заплатили косторезу за то, чтобы больше походить на таких, как я?

Не в первый раз я удивился тому огню, что пылал в этом человеке. Огню ненависти. Может быть, это уродство вынуждало его действовать в роли палатина и священника с удвоенной жестокостью? Или же он просто видел во мне низшее существо? Может быть, все палатины выглядят такими в глазах плебеев?

«Не это ли разглядел во мне Хлыст?»

Гиллиам размахнулся и снова ударил меня рукой с перстнем. На этот раз я не охнул и не вскрикнул. Волосы мои разлетелись по лицу, но я не отвел взгляда от капеллана. Кровь закипела в нем, грудь тяжело вздымалась.

– Твое счастье, что графу нравится смотреть на тебя. Иначе я велел бы своим катарам разрезать твой прелестный нос за такую дерзость.

– Что вам от меня надо, священник? – спросил я. – Мне-то от вас не нужно ничего.

Гиллиам посмотрел на меня так, словно это стул поинтересовался, почему его отодвинули от стола. Вместо очередного презрительного ответа он произнес:

– Зачем ты здесь?

– Простите, что? – растерянно заморгал я.

– Спрашиваю еще раз: зачем ты здесь? Что ты наговорил про себя графу? Чем ты подкупил его? Ты и твоя тавросианская ведьма.

Было тепло, как всегда в Боросево, но мне показалось, что мой пот внезапно заледенел и сковал меня, я не мог шевельнуться от холода. Так вот в чем дело. Вот он, наконец, ответ. Гиллиам подозревал, что мы с Валкой затеваем какую-то пакость, занимаемся шпионажем и вредительством.

Я хмуро посмотрел на интуса:

– О чем это вы?

– Ты якшаешься с демоном Бледным и увиваешься вокруг шлюхи с Задворок… – Он наклонился вперед и оскалил зубы. – Ты оскорбляешь Святую Земную Капеллу, богохульствуешь за столом его светлости и при этом считаешь всех нас настолько тупыми, что мы ничего не заметим? Я знаю, кто ты такой, еретик.

Гиллиам снова поднял руку, но на этот раз я был готов и даже глазом не моргнул, когда он ударил меня, не попытался отвернуться. Он выпучил глаза от гнева, но в них мелькнула еще какая-то искра – искра страха, вероятно.

– Почему ты улыбаешься?

– Вы и в самом деле думаете, что граф оставил бы меня на свободе, если бы все так и было? – Я сплюнул красной слюной на выложенную плиткой дорожку. – Не будьте таким наивным, ваше преподобие.

Он снова замахнулся, но теперь я был не просто готов к удару, а успел пригнуться. Его рука попала в пустоту, не встретив никакой тверди. Как бы он ни был силен, но я превосходил его в ловкости. И должен был превосходить не только потому, что в детстве дрался с Криспином, но и потому, что провел много времени на каналах и крышах города, да и в колизее тоже. Я продолжал пятиться к крыльцу, за которым ждала моя спальня. Возможно, скоро появятся стражники. Они не посмеют остановить капеллана, не посмеют даже прикоснуться к нему, но появление зрителей всегда изменяет представление. Хотя все, что мы делали и говорили, записывалось десятью тысячами камер замка, само присутствие посторонних глаз способно изменить поведение человека. За нами уже наблюдал фонарщик с вытянувшимся лицом, и со ступенек крыльца я заметил пару слуг, укрывшихся в тени колоннады, но все они были далеки, как звезды.

– Я не враг вам, священник. И я не просил, чтобы меня оставили здесь.

Гиллиам взял себя в руки, пригладил соломенные волосы и выпрямился, словно собрался уйти. Сплюнув, он предупреждающе покачал пальцем:

– Только посмей оскорбить мою мать еще раз, мальчишка, и я брошу тебя голым обратно в твои бойцовские ямы.

Я счел за лучшее промолчать.

Я стоял, глядя себе под ноги и сжимая в длинных пальцах бутылку кандаренского красного вина, которую Дориан помог мне вынести из погребов замка. Кровь стучала у меня в висках, что-то маленькое и надоедливое терло ногу в левом ботинке. Тишина затягивалась, и я неловко потоптался на месте, спрятав бутылку за спиной. Только спустя полминуты, когда, казалось, уже погасли все звезды и Вселенная остыла, дверной замок провернулся с металлическим скрежетом, задвижка заскрипела, и в коридор пробился розовато-золотой свет, рассекая клином причудливый узор на паркетном полу.

Из-за двери на меня смотрел, удивленно моргая, красивый сероглазый голый мужчина и пытался прикрыться пледом.

Запинаясь, я пробормотал извинения:

– Простите, мессир, я ошибся комнатой.

На самом деле я был уверен, что не ошибся, но все-таки, тактично отведя взгляд, продолжил:

– Я думал, это апартаменты тавросианской гостьи. Она переехала?

– Мессир Гибсон? – послышался голос из глубины комнаты позади обнаженного мужчины. – Что случилось?