Клаудия Грэй - Голос крови

По-видимому, она выбрала верный ход, потому что Рэнсольм кивнул:

— Хороший план. А тем временем, как я понимаю, мы оба постараемся узнать как можно больше о загадочной планете, которая играет такую важную роль и в делах амаксинов, и в делах Риннривина Ди.

— Верно, — сказала Лея. — Нам придется поскорее выяснить, что скрывает Сибенско. Или кто там скрывается.

Среди сенаторов-центристов несколько человек азартно коллекционировали имперские артефакты. Собрание Рэнсольма было далеко не самым впечатляющим среди них. Однако шлем императорского гвардейца — приобретение, которому позавидует любой коллекционер.

Так что у Рэнсольма был отличный повод пригласить гостей.

Он не собирался устраивать пышный прием — всего лишь скромный вечер для узкого круга, человек на тридцать. Гости любовались историческими реликвиями и попивали кореллианский бренди. Вечеринке было далеко до пышных приемов, которые устраивали некоторые сенаторы вроде Вариш Вицли. Зато Рэнсольму удалось собрать вместе три десятка центристов и создать условия, чтобы у них развязались языки.

— Как новенький, — с глубоким удовлетворением заметил Аполин, седой сенатор с Куата, смакуя вторую порцию бренди. — Я однажды видел Императорскую гвардию своими глазами, когда прилетал на Корусант. Только вообразите, как внушительно она выглядела.

Рэнсольм подобающе покивал, мысленно отметив: «Он был на Корусанте во времена Империи. Был достаточно близок к Палпатину, чтобы повидать его гвардию. То есть у него куда больше общего с Империей, чем он признает публично».

Сенатор Фатиль с планеты Оринда, блондинка примерно одних лет с Рэнсольмом, не ограничилась только шлемом, а осмотрела и похвалила буквально каждый предмет его коллекции.

— Сама их униформа была воплощением силы и власти, — промурлыкала она, нежно поглаживая черный шлем пилота СИД-истребителя. — Она вызывала уважение. Трепет. Покорность.

«Она мечтает то ли о возрождении Империи, то ли о том, чтобы затащить меня в постель, — подумал Рэнсольм. — Возможно, и о том и о другом».

По мере того как убывали запасы бренди, беседа делалась все более раскрепощенной.

— В те дни не было такого повсеместного нытья. Жители каждой планеты понимали, что должны сами справляться со своими трудностями. Никому бы не пришло в голову жаловаться Императору на какой-то там циклон или засуху.

— Академии на планетах популистов? Да они же превратились в посмешище! Жалкое подобие академий прошлого, где самые лучшие и талантливые учились служить своему повелителю. Ну ничего, в своих мирах мы восстанавливаем старые программы обучения. Возвращаем былые стандарты образования. Давно бы так.

— Если вся Галактика и впрямь ненавидела Империю, то как вышло, что так много кораблей Имперского Флота смогли спастись? Ведь тогда они нигде не смогли бы найти убежища. У Империи до сих пор есть друзья.

— Нам по сей день никто толком не объяснил, что произошло с первой «Звездой Смерти». Да-да, все слышали эту прекрасную историю про Люка Скайуокера на истребителе и так далее, но, скажите честно, вы можете в это поверить? На Империю работали лучшие инженеры Галактики, а «Звезда Смерти» была их величайшим шедевром. Эта станция была совершенно неуязвима для подобного рода атак. Должно быть, Императора предали.

Рэнсольм не услышал ничего такого, что прямо указывало бы на воинов-амаксинов или хотя бы на то, что кому-то из присутствующих известно о вооруженном формировании, сочувствующем Империи. Если кто-то из его гостей-сенаторов и был связан с организацией Хадрассиан, у них хватало ума не упоминать об этом ни намеком, даже в легком подпитии.

Но то, что он услышал, встревожило его даже больше.

Эти люди, его политические союзники, не просто ратовали за усиление центральной власти и повышение ее эффективности. Они сладко тосковали по Империи. По Палпатину. По страху и покорности, что сковали волю миров после разрушения Алдераана. Когда Рэнсольм мечтал о новом порядке, он надеялся обойтись без имперских методов давления и контроля, он считал их главным недостатком Империи. А эти люди считали их ее главным достоинством и мечтали возродить.

Главный секретарь леди Карисы Синдиан вообще сказал:

— Повелитель Вейдер был практически вторым Императором. Всецело преданным Палпатину, однако наделенным величайшими полномочиями. Вы можете вообразить, чтобы кто-то из сегодняшних лидеров проявил такую верность?

Рэнсольм отвернулся под предлогом, что ему нужно долить бренди, — он знал, что не сумеет скрыть отвращения. «Он говорит о Вейдере с восхищением. Превозносит то, как беспрекословно Вейдер исполнял приказы, даже когда эти приказы требовали, чтобы люди гнили на фабриках и умирали от изнеможения на глазах у своих голодных детей…»

Он глубоко вздохнул, взял себя в руки, нацепил вежливую улыбку и вернулся к гостям. Без доли притворства в политике не обойтись.

Когда гости разошлись и дроиды-уборщики принялись за работу, Рэнсольм остался. Он еще долго сидел за столом, рассматривая свою коллекцию. Теперь, дополненная гвардейским шлемом на почетном месте, она выглядела блистательно. Он собирал ее долгие годы и по-прежнему гордился ей.

Но он больше не был горд тем, что принадлежит к кругу ценителей этих редкостей. Для Рэнсольма имперские реликвии символизировали силу. Для остальных, как выяснилось, — господство.

«Наконец-то, — думала леди Кариса, когда на ее плечи легла парчовая мантия, — наконец-то у меня есть собственный королевский титул!» Она стояла на коленях перед Верховным судьей в главном зале Бирренского дворца. Позади нее преклонили колени сотни придворных. После долгих недель ритуалов и церемоний ей наконец вручили символы высшей власти — мантию и скипетр, в знак того, что она как правительница будет служить народу, укрывая его от бед и защищая от врагов.

В мыслях, по крайней мере. Леди Кариса вовсе не собиралась покидать Галактический сенат с его средоточием власти ради управления такой захолустной планеткой, как Биррен. Но местные жители и не ожидали от нее этого. Судя по всему, все церемонии ее вступления во власть были для них досадной неприятностью. Оскорбительно с их стороны, конечно. Но не имеет значения.

Когда леди Кариса прошествовала через главный зал, в мантии и со скипетром в руке, раздались аплодисменты. Все ритуалы были выполнены, и новая верховная наместница наконец вступила в свои права. На вечер леди Кариса назначила пышное празднование с большим фейерверком и музыкой и собиралась явиться туда во всем блеске.

— Вовсе не обязательно делать это именно сегодня, госпожа наместница, — сказала блюстительница губернаторской сокровищницы, дородная женщина средних лет. Она держалась очень почтительно, однако видно было, что настойчивость леди Карисы ей непонятна. — У вас будет еще много времени, чтобы осмотреть вещи повелителя Меллоуина.