Олег Мартынов - Тот еще космонавт! [litres]

Зыркнула она так на меня молнией и говорит, мол, почему, выход при желании найти можно в большинстве случаев. Могу, например, дать тебе сейчас пистоль, застрелишься, а чтобы не было потом соблазна обвинить меня в соучастии, порву на себе форменную одежду, типа пытался изнасиловать, соответственно применила табельное оружие. Только, Рифат, застрелись, пожалуйста, правильно, не промахнись, а то еще и попытку изнасилования пришьют офицера полиции при исполнении. Это, сам понимаешь, полный залет! И сидит довольная, второй карандаш в точилке-свинье затачивает, с жаром так, со страстью засовывает ей в нутро, изредка поглядывает, с намеком, дескать, смотри давай, хряк, и с тобой подобное могут сделать. Меня такой сценарий не прельщал. Не знаю, Санек, но мне остаток жизни не хотелось провести с неточно простреленной башкой, направленной к бетонному полу, и с табличкой: склонный к побегу.

Свесил ниц я тогда головушку неразумную, до того стало себя жалко, плакать слез не осталось. Говорю ей обреченно, отдам последнюю рубашку, займу у друзей, родственников, кредитов наберу, попроси только, милая моя, Настасья Петровна, помоги. Молюсь, вспоминаю детство, смотрю на нее, заулыбалась, этакая Мадонна на полотнах Рафаэля, до того неземной предстала ее улыбка. Не оставит же своего младенца на произвол судьбы, а Мадонна и заявляет, мол, Рифат, женщина я честная, взятки брать в полиции моветон, но помочь тебе смогу, если согласишься на одно предложение. Какое, матушка? Только прикажи, непременно исполню, и вправду был готов хоть в ад спуститься и сразиться с шайтанами, сколько бы их ни было. Обратился в слух, глазами ее ем, а она мне ласково так: мол, на Марс полетишь, и штрихует карандашом в листочке.

Я на радостях согласился, раздумывать – только время терять. Полечу, отвечаю, хоть за звездой отправь, привезу, спасительница, не сомневайся даже. Потом допер: при чем здесь Марс? Хрень какая-то. Да, Рифат, продолжает Настасья Петровна, на Марс, и достает вот такую кипу бумаг из ящика стола. Если сейчас подписываешь, то выходим отсюда вместе, угощаю тебя сигареткой, поступаешь иначе – покуришь уже только перед этапом. Так как?

Саня, поверь, проткнул несколько страниц, пока авторучкой строчил, думал об одном: лишь бы чернила не кончились, молюсь и подписываю. А по поводу фотографии я оказался прав, дела такие уголовные есть, с личными данными и с фоткой. Так вот, как я и предполагал, изгалялась она на мне, фотографическом, как хотела. Большие уши с серьгой приделала к портрету, ножки кривые, волосатые воткнула, причиндалы больше моего роста приляпала, рисовала, ведьма, в это время, глазом не моргнула. Теперь знаешь, как было, такие вот дела. Царского пошиба сучка!

Саня рыдал, голова, застрявшая между креслами, дергалась в такт содроганиям тела, ноги отбивали чечетку. Он ржал по-ослиному, издавая подобающие образу звуки, настоящая заразительная, гогочущая истерика. Под крылом самолета проплывали редкие облака, Земля, укутанная в одеяло из снега, просыпалась от первых ласковых прикосновений восходящего солнца. Отдышавшись, Саня толкнул Женьку:

– Теперь твоя очередь, алкаш, рассказывать.

Наслаждаясь открывающимся видом за иллюминатором, Женка поцокал восторженно языком:

– Красиво летать.

Потом повернулся к друзьям и буркнул невнятно под нос:

– Ведьма. Рифат правильно сказал. Та еще змеюка эта баба. Здорово нас провела.

– А тебя-то каким образом?

– Значит, иду как-то утром на работу, готовый жертвовать своим сном ради заоблачных прибылей работодателя. Снежок падает, на душе хорошо так, хоть пой. Вдруг как схватит меня кто-то за руку. Гляжу – это наша любимая участковая. Спрашивает она, куда путь держишь, добрый молодец, не за казначейскими ли билетами? Ага, отвечаю, образно и так можно выразиться. Тогда, говорит, и меня возьми с собой тоже, дозарез бабки нужны. Пойдемте, приглашаю вяло, вы в форме, значит, дадут больше, а при желании все отберем. Соображаешь, говорит, Евгений, молодец, а потом так вкрадчиво добавляет: слыхал, дружка твоего, Рифата, расстрелять хотят за убийство и попытку изнасилования женщины-полицейской?

Я чуть не упал с перепугу, закашлялся, а она, настырная, продолжает экзекуцию: наверное, будут показывать по телевизору, скорее всего, в передаче у Урганта, а чуть не подвергшаяся насилию женщина, пожалуй, выступит в программе «Все говорят». Вот срубит бабла-то, ну, это к слову.

Меня-то на мякине не проведешь, тоже не промах, знаю, на смертную казнь наложен мораторий. А она знай свое гнет, первый расстрел за столько лет, поэтому покажут в прямом эфире, без рекламы, в перерывах выступят народные и заслуженные артисты. Как друг, ты мог бы Рифату помочь. Саня, тут я упал прямо в снег, снизу вверх смотрю и спрашиваю: что же мне теперь, вместо Рифата под пулю лоб подставить? Прямой эфир тогда отменят или на второстепенном канале будут показывать, после программы «Орел и Решка»?

Скривилась выдра ехидно, зачем, говорит, так грубо и прямолинейно, Евгений, есть путь попроще и чище – к примеру, полететь на Марс. У меня во время этого диалога задница замерзла совсем, но после такого заявления вставать не хотелось, пусть стынет, иногда помогает от дурости. Да, Женечка, по-доброму продолжила участковая, на Марс. А то сгинет твой собутыльник, и будешь до конца дней бездарно прожитой жизни укорять себя за никчемный поступок и лить крокодильи слезы. День, говорит, даю на обдумывание, а завтра с утра жду в кабинете, и о нашем разговоре не болтай, понял? Затем палец приставила к моему виску, знаешь, как пистолет показывают. Скрылась фурия за пеленой падающего снега так же неожиданно, как и появилась, а у меня до сих пор висок ноет. На следующий день подсунула мне четыре тома «Войны и мира»: читай и подписывай, если надумал. Целый час я эти тома листал, потом запарился и не глядя подмахнул. Теперь вот с вами, в одной упряжке. Куда поскачем, а, русская тройка?

В салон воздушного судна из кабины с обеспокоенным видом вышел бортинженер и на пальцах стал переговариваться с сопровождающим. Человек в форме, по-видимому привыкший к такому способу общения, пытался робко возразить, но под напором убедительных знаков и пары фраз, сказанных на ухо, отступил, заверяя в своей толерантности характерным прикладыванием руки к груди. Член экипажа, нагнувшись, проник в туалет, а охранявший воздушный сортир военный двинулся к пассажирам:

– Пристегните ремни, товарищи, входим в зону повышенной турбулентности.

Взмылин подкрался незаметно и бесшумно присел рядом с Саней:

– Александр, посижу с вами немного, хорошо, а то скучно там одному, но вашей беседе не хотел мешать, да и трясти сейчас начнет, не люблю болтанку. Кстати, Анастасия Петровна велела кланяться, ждет с нетерпением возвращения, сказала, нашла подходящее свадебное платье в Интернете.