Алексей Гравицкий - Земля – Паладос [litres]

Сперва он увидел собственное отражение и подивился тому, что железка может так идеально отражать. Но тут же углядел новую причину для удивления: грани куба были испещрены тонкими резными линиями. Линии эти проходили посередине каждой стороны куба, образовывая в центре грани маленький круг.

Горн провел ладонью по металлическим бокам. Круги на гранях, казалось, имели другую, чуть отличную фактуру. И блеск их был тусклее, если приглядеться, а временами и вовсе исчезал.

Из коридора донеслись громогласные проклятия и знакомая брань. С той стороны переклиненной, изуродованной двери послышались удары. Грон обрадованно подскочил к двери, позвал:

– Мастер Элиот?! Я здесь!

– Грон? – голос старого ворчуна дрогнул, или юноше это показалось. – Ты живой? Что с тобой?

– Всё в порядке, – отозвался он. – Но я не могу выйти.

– Сейчас что-нибудь придумаем, – голос Мастера зазвучал увереннее. – Отойди-ка пока от двери.

Юноша кивнул и повернулся к убитому конвейеру. Краем глаза он заметил едва различимый отсвет. Словно солнечный зайчик скользнул вдоль одной из линий на кубе и исчез. Не сводя глаз с загадочной железяки, парень двинулся к ленте конвейера. Свет мелькнул снова. Теперь отчетливо было видно, что он имел желтоватый оттенок, не слишком яркий и не слишком тусклый.

Грон медленно протянул вперед руку и коснулся пальцем ребра куба. На этот раз металл оказался холодным, гладким и… мягким. Юноша надавил двумя пальцами на поверхность куба. И пальцы легко погрузились в, казалось, непроницаемый металл. Грон попытался отдернуть руку, но ничего не вышло. Наоборот, пальцы уходили всё глубже. Парень потянул сильнее – ничего. Вскоре уже вся кисть исчезла в недрах куба.

Страх перехватил горло, липкой мокрой струйкой пота побежал по спине. Захотелось закричать, но из глотки выполз только сдавленный хрип. Он снова и снова пытался вытащить руку, но тем самым только ухудшил дело. Рука ушла внутрь железяки по самое предплечье.

– А-а-а-а!!! – закричал он что есть силы, но губы онемели, горло перехватило, и вместо крика вышел лишь легкий стон.

Холод металла ожег локоть.

– Мама, – чуть не плача прошептал Грон.

Он извернулся, в последний раз попытавшись вырвать руку из плена, но что-то внутри куба укусило его. Всё тело пронзила острая боль, от которой потемнело в глазах. Перехватило дыхание, и юноша с ужасом понял, что не может вдохнуть.

– Парень, – донеслось из коридора. – Отойди от двери. Сейчас я тебя выпущу.

Грон не смог бы ответить, даже если бы захотел. Тело рвало болью, грудь нещадно давило, словно сверху навалилась огромная туша. Дышать было невозможно. В глазах потемнело. В какую-то секунду ему показалось, что сейчас его расплющит. Мысленно он уже приготовился умереть.

От двери грохнуло, и в тот же момент словно что-то щелкнуло внутри. Давить перестало, в легкие рванул воздух. Грон закашлялся. Тело пронзила новая вспышка боли. Он изогнулся и наконец закричал. Страшно, дико, как не кричал никогда в жизни.

В глазах сделалось совсем темно, и он вывалился из реальности…

Перед глазами всё плыло, в ушах гулко звенело. Первое, что увидел Грон, когда отступила темнота, было лицо Мастера Элиота. Старик склонился над ним, что-то говорил, суетился… Из-за проклятого звона в ушах Грон ничего не слышал, но поймал себя на том, что его раздражает Мастер Элиот. Юноша почувствовал, как внутри закипает ярость. Чувство было новое, незнакомое, словно кто-то взял и вложил в Трона росток агрессии.

Парень позволил себя усадить. В голове творилось что-то несуразное. В ушах по-прежнему стоял перезвон, будто тот, кто дважды в день бьет в колокол, свихнулся и принялся долдонить почем зря без остановки. Грон тряхнул головой и уставился на старика. Он уже мог слышать причитания Мастера, но этот голос отчего-то жутко раздражал Трона. Еще больше злила старческая физиономия с участливым выражением.

Он вдруг понял, что ненавидит Мастера Элиота. Ненавидит его всклокоченные волосы, его голос, его полное тело, его лицо. Ненавидит каждую черточку на этой мерзкой роже. Неизвестно откуда взявшаяся ненависть была слишком велика, чтобы уместиться в одном человеке, и Грон дал ей выход.

Рука его по-прежнему находилась внутри куба. Веса железяки он не заметил. Куб легко взлетел вверх и стремительно рухнул вниз. Недоумение на участливом лице Мастера Элиота быстро сменилось отвратительной гримасой боли. Из размозженного виска вниз побежали темные густые струйки крови.

Старик покачнулся и рухнул на пол. В последний миг своей жизни, разрываясь между непониманием и болью, он почувствовал, как кто-то или что-то проникло к нему в брюхо. От нахлынувшей боли захотелось кричать. Но закричать старик не успел, смерть оказалась проворнее старого рабочего.

Стыковочный пункт Нью-Детройта, космической базы в системе Гермеса, переливался сотнями мигающих красных и желтых огней. Вычурная разметка! Как будто пилоты космических аппаратов такие идиоты, что не попадут в стыковочный шлюз без всех этих мигалок. Если б так было на самом деле, то космолетные школы следовало бы позакрывать, а преподавателей скопом выгнать на пенсию.

Громоздкий устаревший транспортник «Венус-Аксус 2033-22» сделал легкий крен вправо и поравнялся со шлюзом. Автоматика начала стыковку, скрежетнули металлические тиски захватов, старый корабль содрогнулся. Брат Габриель недовольно поморщился и приоткрыл левый глаз. Маленькие бортовые часы на спинке переднего сиденья показывали, что он проспал без малого пять часов. Но отдохнувшим Габриель себя не чувствовал.

В раскалывающейся голове стучало, словно кто-то, пока он спал, вытащил из черепушки содержимое и подселил туда десяток дровосеков. Тело затекло и ныло от долгого сидения в неудобном кресле.

Брат Габриель с неохотой открыл второй глаз и с хрустом повертел затекшей шеей. Заспанно огляделся. Внутри переполненного душного салона ничего нового не обнаружилось. Три ряда таких же неудобных, узких ложементов. Разношерстные пассажиры: люди, гуманоиды, парни, похожие на роботов, – все они, казалось, пристально смотрят на монитор перед собой.

Габриель невольно перевел взгляд на экран и поморщился. Предполагалось, что там должно отображаться происходящее снаружи. Вместо этого зрителям предлагалась раздражающая неподвижная картинка с неуместным живописным водопадом. Именно эти «фотообои» на экране еще в самом начале полета навели на мысль, что лучше спать, чем коротать время за разговорами.

Выматывающая головная боль не отпускала. Напротив, еще больше усилилась, хотя, казалось бы, куда уж больнее. В висках нещадно барабанило, и он снова закрыл глаза. «Отвлечься», – продралось в голове сквозь помехи античеловеческой дроби. Надо отвлечься и попытаться опять заснуть.