Алексей Гравицкий - Земля – Паладос [litres]

Исаак, чувствуя, что убегает далеко вперед, останавливался и отстреливался, пока синекожий нагонял его. И только потом бежал дальше.

– Может, – просипел через сбитое дыхание спут, – вернемся к деревьям. Там есть где…

Он захлебнулся, и фраза оборвалась, но священник прекрасно понял, что имел в виду приятель.

– Негде там прятаться. Их много, нас двое. Смотри, пещера, дуй туда.

Спут припустил вперед, часто перебирая короткими ножками, словно в нем поменяли батарейку. Исаак притормозил, выстрелил пару раз от бедра. Промазал. Первые из преследователей уже выскочили из-за деревьев и карабкались по склону следом за ними.

Отметив, что ему неплохо бы попрактиковаться в стрельбе, Исаак бросился вдогонку за Антрацитом. Тот ждал у пещеры и заходить не торопился.

– Чего стоишь?

– А вдруг там нет другого выхода? – губы спута подрагивали.

– Ну и бог с ним, – Браун подтолкнул приятеля к входу в пещеру. – Даже если и нет, что с того? Пусть попробуют нас оттуда достать. Перестреляем их по одному на входе.

Из-за спины прилетел сгусток плазмы, с силой шмякнулся в скалу в метре от головы Исаака.

– Или они нас перестреляют, – проворчал спут и полез внутрь.

Браун развернулся и, выстрелив еще пару раз, поспешил за Антрацитом.

После палящего солнца Семеги в пещере казалось темно даже при включенном фонаре. Когда Исаак вломился внутрь, спут уже обшаривал лучом стены. Его радостный возглас донесся от дальней стены.

– Сюда, брат… – спут осекся и добавил: – Браун. Здесь есть проход.

И прежде чем Исаак успел что-то сказать, синекожий бросился в темноту туннеля. Раздумывать было некогда, и священник-следователь Церкви Света кинулся навстречу темноте. Неизвестной, ветвящейся, уходящей вглубь неизученной планеты, названной в честь любимой библиотеки какого-то давно склеившего ласты спута.

На черном корабле творилось что-то невероятное. Габриель уже час вслушивался в отголоски происходящего и никак не мог понять, что случилось. Сперва всё было похоже на обычное нападение. Потом стало казаться, что это не черный космолет кинулся в бой, а напротив, напали на него. Наконец звуки стали раздаваться со всех сторон и производили впечатление, будто на сам черный корабль напали пираты и теперь выносили награбленное и добивали выживших, но такое в принципе было невозможно. Пираты никогда не нападали на пиратов. Кодекс чести запрещал, а его соблюдали свято. А федералы или техномаги, решившие усмирить пиратов, вряд ли стали бы заниматься грабежом, скорее, отбуксировали захваченный космолет в ближайший порт вместе с грузом.

Топот, грохот, неразборчивые выкрики неслись отовсюду, со всех уровней черного корабля. Шебуршание за дверью тоже усилилось. Потом дверь поползла в сторону, и в освободившийся проем вломилось несколько человек, или, вернее сказать, существ. Представитель хомо сапиенс среди них был один, остальные – инопланетный сброд всех мастей. Впереди шагал могучий урианин с широкими плечами и огромной ряхой. По бледной физиономии, которая очень походила на морду свиньи, шли нездоровые красные пятна. За ним стояли еще две свиньи помельче, три сибра и один мужик с вислыми усами, в подранной клетчатой рубахе.

– А вот и капитан, – радостно возопил мордоворот урианин.

На его роже добавилось красного цвета, а в руке красномордого появился нож.

– Я не капитан, – мрачно сообщил Габриель, не особенно надеясь, что ему поверят.

– А что господин «не капитан» делает в капитанской каюте? – уличил красномордый.

– Сидит в плену.

– Пленник врага – наш друг, – выкрикнул заученно мужик в разодранной рубашке.

Красномордый почувствовал, как у него забирают инициативу, и осадил усатого:

– Погоди.

После чего пристально посмотрел на священника. Габриель выдержал взгляд с молчаливым достоинством.

– Вот интересно, – ядовито начал красномордый. – Почему все пленники в трюме. В кандалах. Готовятся стать рабами. За них уже цену назначили. А один, – он выдержал драматическую паузу, – сидит в каюте капитана пиратского корабля. Ест от пуза, пьет…

Свиномордый поднял чашку из-под капитанского кофея и принюхался. Остатки напитка присохли к донышку забытой с утра чашки. Красномордый чихнул.

– Пьет всякую гадость, – добавил он, пытаясь задавить очередной чих. – Трубочки вон курит. Ты что, особенный?

– Он на самом деле не пират, – робко подал голос вислоусый.

– А ты откуда знаешь? – снова окрысился евин. Любая попытка сдвинуть его с ведущих ролей явно раздражала красномордого. И бесился он яростно и открыто, не пытаясь даже скрыть эмоции.

– Он летел со мной рядом, когда на нас напали эти… Сидел в соседнем кресле.

Габриель с удивлением поглядел на вислоусого. Лицо его показалось смутно знакомым, или это включилось самовнушение.

– Вы помните меня? – улыбнулся вислоусый. – Хотя вы большую часть пути спали.

– Да, – кивнул Габриель, соглашаясь не то с первым, не то со вторым утверждением.

– Вот видите, – повернулся вислоусый к красномордому.

Красномордый почувствовал себя зажатым в угол и сдал позиции, пробурчав уже скорее для проформы:

– Ну и что? Чего он в капитанской каюте-то? Все в трюме, а он в каюте. Особенный, что ли?

– Не особенный, – пожал плечами Габриель. – Просто я священник-следователь Церкви Света. Вот жетон.

Достать жетон он не успел. Красномордый налился цветом, став пунцовым. Рожа его раздалась, на лбу и шее вздулись вены. Священнику-следователю показалось, что урианин сейчас лопнет. Взгляд красномордого сделался острым, глаза прищурились.

– Священник Церкви Света? – шипящим шепотом произнес он.

Голос звучал так, будто тихо спускался передутый мяч. Красномордый повернулся к своим спутникам.

– В трюм его, – и быстро пошел прочь.

Ведущий священник-администратор земного отделения Церкви Света брат Джон ощущал благоговейный трепет. Он уже полчаса сидел под дверью личных апартаментов советника Теодора и трепетал. Не то чтобы советник мучил администратора тяготой ожидания, нет. Просто Джон побоялся опоздать на встречу и пришел много раньше. Шутка ли, быть удостоенным личной аудиенции советника.

Такой чести за последние годы не оказывали практически никому. По любым вопросам советник общался с подчиненными при помощи голограммы. Брату Джону предстояло лицезреть Теодора вживую. Но чувства радости почти не было. Повод, по которому его удостоили аудиенции, мог вызвать скорее страх. А страх, смешавшись с гордостью и радостью, заставлял трепетать.

Знал советник о его досрочном появлении или нет, Джону осталось неизвестно. В назначенное время дверь кабинета распахнулась сама собой, предлагая войти. Священник-администратор ступил через порог и замер.