Ольга Пашнина - Космический принц и его заложница [litres]

– Все исчезло. – Брилли… девочка, неужели это нужно говорить так медленно? Какая-то изощренная пытка. – Физически я больше не чувствую зависимости, меня не трясет, и кожа не горит. Но… мне все еще хочется, чтобы ты меня поцеловал.

Скай-горки – вот что такое отношения с Бриллианой Кноринг! Она говорит «все прошло», и сердце ухает вниз, а потом «хочу поцеловать» – и дух захватывает от того, как она вдруг смущается и отводит глаза.

Потом снова вверх, когда Александр привлекает ее к себе. И вниз вместе с поцелуем, с последним дыханием.

Уже под утро они валялись в постели, под одним одеялом. За окном занимался рассвет, совсем скоро дворец наполнится звуками и снующими роботами. Они выйдут к завтраку, объявят о своем решении, и начнется чехарда.

– А ты знаешь, что ты теперь принцесса? – спросил он.

Сонная и восхитительно сексуальная Брилли приоткрыла один глаз.

– А разве принцесса может быть роботом?

– Принцесса не может быть только принцем, – философски изрек Александр. – Хотя и это не факт, бывают ведь гермафродиты.

– Я не смогу родить ребенка, – вдруг сказала она, и голос моментально изменился.

Теперь вместо удовлетворения и счастья в нем звучала настороженность.

– Родить в прямом смысле этого слова – возможно. Но можно воспользоваться искусственным вынашиванием. Какая разница, как зачат и рожден ребенок, если он будет нашим?

– Наверное. Но ведь так нельзя, да? Ты же принц. Есть правила.

Он рассмеялся. Не над Брилл, а скорее от счастья, что ее беспокоит всякая ерунда.

– Кто тебе сказал, что есть правила? Единственные правила – не вреди своему народу и постарайся быть счастливым. Мы ни то ни другое не нарушим. Все это частности и мелкие проблемы, которые легко преодолеваются при желании. С главным мы определились. Мы вместе. Так?

– Так, – согласилась она.

Хоть здесь не спорит.

– А что мы будем делать? У принцессы есть какая-то работа?

– Безусловно. Но пока родители не собираются уступать нам трон, есть время пожить немного для себя. Поедем путешествовать. Я покажу тебе галактику, самые удивительные миры, самые красивые явления. Распланируем поездку на пару лет, чтобы с размахом. Будем наслаждаться друг другом и миром.

– Звучит здорово. Главное, не вляпаться в неприятности снова.

– Не надейся. Вляпаемся обязательно. Это славная семейная традиция, причем начал ее не я.

– А…

Он закрыл ей рот ладошкой.

– Брилли, у тебя впереди целая жизнь, чтобы замучить меня вопросами. Давай поспим, а?

Она хихикнула и свернулась клубочком у него под боком, как всегда делала на корабле. Почти сразу засопела, а Александр еще долго не мог (да и не хотел) заснуть, перебирая мягкие волосы невесты.

Стоя на вершине огромной, нескончаемой, белоснежной до боли в глазах лестницы, я вспоминала ночь перед свадьбой. Не веря, что вот-вот сумасшедший день, именуемый свадьбой, кончится. И начнется новый, принесет с собой крутые жизненные повороты.

Накануне я никак не могла уснуть.

Разве роботы могут хотеть спать?

Ну ладно, не роботы, а киборги. Я как-то спросила Александра, в чем разница между роботом и киборгом, почему меня все же следует называть вторым. Он ответил в своей манере:

– Робот – это вон та жестяная банка, что пылесосит бассейн. А киборг – это кибернетический организм. Он сложнее. А в твоем случае разумнее.

– Но пылесосит-то все равно хуже робота, – задумчиво протянула я.

Тогда мы посмеялись и продолжили наслаждаться закатом с вином и фруктами. А сейчас я вдруг вспомнила этот разговор и сама не знаю, чего испугалась. Наверное каждая невеста боится накануне свадьбы, но не каждая невеста – набор микросхем и электрических сигналов.

Да-да, я знаю, что живой организм работает по таким же принципам, но это я умом знаю. А чувства – те самые, которые отличают меня от пылесоса бассейнов, – говорят другое. И очень сложно им противиться, сложно вообще заставить себя перестать ныть. Ну вот кто вложил в меня это качество? Неужели само развилось?

Но вернемся ко сну.

Киборг не может хотеть спать, а я все же хотела. И одновременно не могла. Бывает же. Глаза закрывались, ноги гудели после сумасшедшего дня, голова трещала – будь проклята эта реалистичность. Я лежала, закрыв глаза, но вместо сна – тысячи картинок в голове, сотни фраз. Какая-то мешанина. Может, мои микросхемы выходят из строя?

– А может, ты просто паникуешь перед свадьбой? – вдруг раздался чей-то голос в темноте.

Я поняла, что сказала последнюю фразу вслух, и поднялась. В полумраке с трудом различила фигуру императора. Он стоял у окна, поэтому лунный (так и не избавилась от привычки называть звезду и спутники солнцем и луной) свет очерчивал его контуры.

– Что вы здесь делаете?

Хотелось спросить, не выгнала ли его жена, но постеснялась. Император, конечно, юмор понимал, но меру-то надо знать.

– Так и подумал, что ты всю ночь проведешь без сна, решил тебя поддержать.

– Спасибо. – Я улыбнулась. – Обычно невест успокаивают матери жениха.

– В нашей семье я ответственен за маленьких потерянных девочек.

– Я не потерянная. Я просто… немного сложно принять себя, понимаете? И мне все время кажется, что я вашему сыну не подхожу.

– Вы друг друга любите, так какая разница, кто и кому подходит?

Он сел в кресло. Удивительно, как Александр был похож на отца. Неуловимо, но в то же время так узнаваемо. Жесты, походка, позы, взгляд, речь. Практически копия, только чуть более… мягкая? У них очевидно разные судьбы и разное отношение к окружающему миру. Хочется верить, что одинаковое – ко мне. По крайней мере рядом с Александром я чувствую себя любимой, а рядом с его отцом… не знаю, так, как не чувствовала себя рядом со своим. Который в одночасье из папы превратился в создателя и механика. Он больше не был тем, с кем я делилась печалями. Он был нужен лишь для того, чтобы подкрутить нужную гайку, если она сломалась.

А вот почему он не подкрутил гайку, отвечающую за предсвадебный мандраж?

– Знаешь, Бриллиана, вы с моим сыном очень интересная пара. И я сейчас говорю не о том, что ты не человек, – он, по сути, тоже не самый обычный. А о вашей истории. Я как-то говорил Паулине, еще до рождения сына, что в любых отношениях ценны не страсть, не желание, даже не любовь, а именно история. Ты влюбляешься в свою историю, в человека – ее неотъемлемую часть. И просто не видишь себя без всего этого. Прошлое без встречи, настоящее без него, будущее без совместного. И каждая история уникальна. Александр наш первый ребенок. Я не хотел делать Паулине татуировку, понимая, что она может умереть. Но она настояла, сделала, подарила мне сына, потом еще и дочь. Мы связаны до конца жизни, как были связаны вы. И никогда в жизни у меня не возникало даже мысли о том, чтобы пожалеть о сделанном. Я никогда не думал, что было бы, не встреть я Паулину. Никогда не думал, как бы мы жили, не сделай она татуировку, не родись у нас Александр. Даже когда он выл, проклинал меня за то, что случилось с Селлой, ненавидел себя и меня за сущность, я не мог жалеть о том, что все сложилось так, как сложилось.