Брайан Херберт - Дюна: Дом Коррино [litres]

Тогда она без колебаний убила бы меня в случае, если бы по своим человеческим качествам я не соответствовала эзотерическим стандартам Бене Гессерит. Так же легко она может убить меня и сейчас.

Но будет ли это по-человечески в глазах самой Мохиам? Устав Бене Гессерит категорически запрещал Сестрам любить, но разве это не по-человечески – испытывать любовь и сострадание? Будет ли в данной ситуации Мохиам менее опасной, чем Анирул?

Нет, и скорее всего они убьют ребенка.

Джессике всегда казалось, что любовь – это чувство, недоступное машине, а люди сокрушили думающие приборы во время Великого Джихада много тысяч лет назад. Но если люди победили, то почему пережиток бесчеловечности – испытание гом-джаббаром – сохранился именно в одной из Великих Школ? Значит, жестокость такая же неотъемлемая часть человеческой психики, как и любовь. Одно не может существовать без другого.

Могу ли я ей доверять? Альтернатива слишком ужасна. Есть ли другой выбор?

Между двумя потугами Джессика оторвала от подушки потную голову и тихо произнесла:

– Леди Анирул, я бы хотела… чтобы пуповину перерезала Марго Фенринг. – Мохиам в изумлении отпрянула. – Вы не передадите ей нож?

Джессика притворилась, что не замечает возбуждения и недовольства своей старой наставницы.

– Таков мой выбор.

У Анирул был отсутствующий взгляд, словно она все время слушала свои внутренние голоса, стараясь понять, что они хотят ей сказать. Очнувшись, она взглянула на хирургический инструмент, зажатый в ее руке.

– Да, да, конечно.

Оглянувшись через плечо, она отдала смертоносное оружие леди Фенринг. На какое-то мгновение взор Анирул прояснился.

– Долго еще ждать?

Она облокотилась на родильный стол.

Джессика попыталась подправить свой метаболизм так, чтобы хоть немного уменьшить жестокую боль схваток, но безуспешно.

– Младенец уже идет.

Джессика отвлеклась от наблюдавших за ней женщин и принялась смотреть на нескольких прирученных пчел, летавших между подвесными цветочными горшками. Насекомые ползали по цветам, опыляя растения. Сосредоточься. Сосредоточься.

Через несколько секунд болезненная схватка стихла. Взор Джессики прояснился, и она с удивлением обнаружила, что лазерный нож в конце концов все же оказался в руках Мохиам. Роженицу объял непритворный ужас и страх за ребенка. Сам по себе нож ничего не значил. Они Сестры Бене Гессерит. Им не нужен нож, чтобы убить младенца.

Боль возобновилась. Чьи-то пальцы скользнули по ее телу, вошли во влагалище. Пухлая медицинская Сестра удовлетворенно кивнула.

– Шейка раскрыта полностью. – Она помолчала и применила Голос: – Тужься.

Джессика непроизвольно подчинилась, но от потуги боль только усилилась. Она закричала. Мышцы судорожно напряглись. Голос назойливо что-то повторял, но Джессике стоило большого труда понимать смысл слов.

– Тужься! – Это говорила вторая медицинская Сестра.

Что-то внутри тела Джессики старалось причинить ей боль, отчаянно сопротивлялось ее усилиям. Ребенок не хотел выходить. Как это возможно? Ведь это противоречит естественному ходу вещей!

– Стоп! Расслабься!

Джессика перестала понимать, кто к ней обращается, но подчинилась властному приказу. Боль стала невыносимой, и Джессика удержала рвущийся из горла крик, только применив все искусство, которому научила ее когда-то старая Мохиам. Организм отвечал на роды по программе, заложенной в ДНК, и с этим ничего нельзя было поделать.

– Ребенок обвит пуповиной!

Нет, ну пожалуйста, только не это! Джессика закрыла глаза, сосредоточилась на том, что происходило внутри нее, стараясь сохранить свое драгоценное дитя. У Лето должен быть сын. Но ей никак не удавалось напрячь нужные мышцы, казалось, тело вышло из-под контроля. Она ощущала лишь тьму и безнадежную обреченность.

Она почувствовала, как мягкая рука медицинской Сестры вошла в ее матку и начала производить там какие-то манипуляции, стараясь распутать младенца. Джессика постаралась овладеть властью над своим непослушным телом, направляя поток энергии в каждую клетку, включив в этот процесс весь свой разум. И снова у Джессики появилось ощущение, что крошечный младенец в ее чреве сопротивляется и не хочет выходить в мир.

Только не здесь, только не в присутствии этих опасных женщин.

Джессика чувствовала себя маленькой и слабой. Любовь, которую она так хотела разделить с герцогом и его сыном, казалась ей теперь такой незначительной по сравнению с непомерно огромной вселенной и всем, что она вмещала. Квисац-Хадерах. Способен ли он провидеть все еще до своего рождения?

Может быть, мой младенец – именно Он?

– Тужься еще, тужься!

Джессика подчинилась, и на этот раз что-то изменилось, она почувствовала, как что-то потекло. Она сжалась и снова изо всех сил натужилась, потом еще и еще раз. Боль стихла, но роженица не переставала напоминать себе об опасности, которая угрожала ей здесь со всех сторон.

Ребенок выходил. Она чувствовала это, потом ощутила, как к нему потянулись чужие руки, отняли его у матери… В этот момент силы покинули Джессику. Мне надо быстро оправиться, чтобы защитить его. Сделав три глубоких вдоха, Джессика попыталась сесть. Она чувствовала слабость, усталость и боль во всем теле.

Женщины, стоявшие у стола, молчали и почти не двигались. Потом они зашептались, словно Джессика родила страшного урода.

– Мое дитя, – слабо проговорила Джессика, нарушив зловещую тишину. – Где мое дитя?

– Как это могло случиться? – высоким голосом вопросила Анирул. Она была близка к истерике. Спустя мгновение она испустила отчаянный вопль: – Нет!

– Что ты сделала? – тихо спросила Мохиам. – Джессика, что ты сделала?

Преподобная Мать не выказала гнева, которого так боялась Джессика. Весь облик Мохиам говорил о поражении и крайней степени разочарования.

Джессика снова попыталась хотя бы краем глаза посмотреть на ребенка и на этот раз увидела черные мокрые волосы, невысокий лобик и умные, широко открытые глазки. Она снова подумала о своем возлюбленном герцоге Лето. Мой ребенок должен жить.

– Теперь я понимаю, о чем хотели предупредить меня голоса Другой Памяти, – сказала Анирул, с неприкрытой яростью глядя на Джессику. – Они знали, но Лобия не успела вовремя меня предупредить. Я – Мать Квисаца! Тысячи Сестер работали над этой программой в течение нескольких тысячелетий. Что ты сделала с нашим будущим?

– Не убивайте его! Накажите меня за то, что сделала я, если это необходимо, но не трогайте сына Лето!

По щекам Джессики потекли слезы.

Мохиам сунула мальчика в руки Джессики с таким видом, словно ей не терпелось избавиться от этого неприятного бремени.