Артур Прядильщик - Славься, Кей! [СИ, =Имперские кобры 1-2]

О, Великие Звезды!

– Пливет! – С ощутимым акцентом поздоровалась женщина.

Женя с любопытством посмотрела на окликнувшую ее тетю. Высокая, стройная, красивая и улыбчивая. Как Скарлетт Йоханссон. В белом брючном костюме, на высоких каблуках.

Ограда школы была за спиной, одноклассники, с любопытством оглядываясь на нового человека, огибали Женю и остановившую ее тетю, пожилой охранник дядя Сережа бдительно шевелил усами на стульчике на крыльце школы. Если прибавить к этому оптимистичный весенний гомон птиц и снующих перед оградой прохожих, можно понять, почему девочка не испытала ни капли беспокойства.

– Тьи вилосла! – Женщина с таким же любопытством рассматривала Женю.

Вообще-то, бабушки и дедушки (в этом месяце она гостила у родителей папы), учили ее не разговаривать с незнакомыми людьми. Но незнакомых людей они описывали, как подозрительных небритых дядь. Про красивых улыбчивых теть с внешностью иностранных звезд они ничего не говорили.

К тому же, эта женщина испытывала большие трудности с буковой "Р". Говорила, как маленькие дети. Это было смешно. Смешно, а не подозрительно или страшно. Видимо, тетя была иностранкой.

– Гуд афтенюн! – Женю учили быть вежливой. – Май нейм из Женя.

Она еще хотела спросить, как зовут тетю, но постеснялась.

– А я знаю! – Женщина тряхнула короткими белоснежными волосами в аккуратной прическе. – Женя Кьечьет! Давай все-тьяки по-луски.

Женя удивилась – тетя ее, оказывается, знала, а она тетю – почему-то нет. У Жени не было знакомых иностранок. Тем более, таких красивых.

– А откуда вы меня знаете? Вы же иностранка!

– Я тьебе хаскажу. Ето интьеьесная истойия. Тьи сейчас домой? А куда?

Тут Женя забеспокоилась. На ОБЖ старший лейтенант полиции Алексей Георгиевич им рассказывал, что посторонним людям ни в коем случае нельзя говорить, где живешь и кто твои родители. За исключением случаев, когда потерялся. Женя, совершенно точно, не потерялась, значит, говорить о доме нельзя! Она отступила на шаг назад.

Женщина слегка нахмурилась, но тут же заулыбалась и присела на корточки. И ее прежний вопрос сразу перестал вызывать опасения. Женя обратила внимание, какой красивый брючный на женщине костюм и какие у нее "вкусные" духи.

– Нье бойсья. – Широко улыбалась женщина. – Я знаю гиде тьи жьивьешь! Ия сама тьебя пьёвожью! Хоёшье?

– И куда же, гражданочка, вы собрались вести ребенка? – Вопросил хриплый мужской голос.

Белесые брови на идеальном лице отразили легкое удивление. Женщина встала и обернулась.

Оказывается, пока они разговаривали, рядом незаметно появился школьный охранник дядя Сережа, подозрительно шевеливший пышными рыжими усами.

– Домой. – Спокойно ответила женщина. – Сильеневий бульварь, сольёк, или Изьмайловский бульваль, шестесьять семь…

Дядя Сережа вопросительно посмотрел на Женю, и та неуверенно кивнула – красивая женщина, действительно, знала, где живут родители мамы и родители папы.

– На родственника ребенка вы не похожи. – Сделал очевидный вывод дядя Сережа.

Женя увидела, как из-за спины дяди Сережи, будто из воздуха, вышли двое огромных мужчины в черных-пречерных обтягивающих костюмах. Вокруг них дрожал воздух, будто над дорогой в жаркий полдень.

Она уже хотела крикнуть дяде Сереже, чтобы предупредить его, но один из мужчин опрометчиво положил ладонь на плечо охранника, за что тут же и поплатился: вздрогнули одновременно, и "черный человек" и дядя Сережа, но "черный человек" вздрогнул куда сильнее и слегка согнулся, прижав руки к животу.

– Ай! Не пугай так пенсионера, хлопчик! – Возмутился дядя Сережа.

– Яхид! – Бросила женщина раздраженное.

И люди в черных костюмах сделали несколько торопливых шагов назад, отступив от дяди Сережи. Оказывается, их уже обступили еще четыре или пять "черных" – Женя не успела сосчитать – они после команды женщины они куда-то подевались. Остались только те двое, что подходили к дяде Сереже.

Странно, но проходящие мимо люди не обращали на происходящее никакого внимания – равнодушно огибали их группу, даже не бросая взгляда.

– Прыткие хлопчики. – Процедил дядя Сережа, хмуро оглядываясь и растирая левую кисть. – Но бараны баранами. До фсошных "физиков" – как до Стамбула по-пластунски… – Усы дяди Сережи гневно шевелились. – Так кто ты такая, красота? Хлопчики упакованы интересно – не слышал я о таких… Язык коверкаешь сильно, но по-русски чешешь бойко…

"Красотой" дядя Сережа называл девочек. Мальчики у него были "хлопчиками". Но "красотой" были удостоены называться далеко не все девочки. Вот, например, Женю "красотой" называли аж четыре раза! А Нинку Патрушеву – ни разу! И правильно – Нинка вредная! Ну, какая из нее "красота"?

Женщина приблизилась к дяде Сереже и протянула ему маленькую темно-красную книжечку с золотым рисунком. Женя знала, что скорее всего там изображен двуглавый орел и какая-нибудь надпись.

– Дольгоё отсютьствие пьяктики.

Движение женщины были настолько плавными и пластичными, что Женя невольно залюбовалась.

– Поня-я-ятно… – Дядя Сережа, прищурился, игнорируя протянутую книжечку. Но показал на нее глазами. – Вежливые люди вот с этого обычно начинают, красота.

– Пьящу пьящения зья починьеньих! – Вежливо наклонила голову женщина. – Бюдють сдьелани вьиводи.

Женя заметила, как лица мужчин за спиной дяди Сережи стали белыми. Дядя Сережа, будто это увидел, усмехнулся. Осторожно взял книжечку, поднял на уровень глаз так, чтобы видеть лицо женщины, раскрыл.

– Министерство Обороны… – Задумчиво прочитал дядя Сережа. – Капитан… Елена Викторовна…

А Жене стало так грустно, просто очень-очень грустно. И захотелось плакать. Нет, она боялась не женщины. Просто полгода назад, когда ее, ничего не понимающую, привезли из той злополучной поездки за границу обратно в Россию, вот так же приходили вежливые дяди и тети, так же показывали ее бабушкам и дедушкам такие же маленькие книжечки, и заставляли ее вспоминать о том, как именно пропали ее мама и папа, что они говорили перед этим, что делали, видела ли Женя яхту, на которой они уплыли, видела ли она владельца этой яхты. Женя ничего не понимала, кроме одного – мама и папа пропали.

Эти люди еще добавляли бессмысленное "без вести", но Женя не понимала, зачем нужно это уточнение… Ведь пропасть – это всегда без вести. Она спрашивала у бабушек, но и баба Катя и баба Вера начинали плакать… у дедушек она спрашивать не стала – как плачут дедушки, видеть не хотелось. И в школе она спрашивать не стала – в школе ее сразу начинали жалеть и сюсюкать. А жалеть ее можно было только маме, папе и бабушкам с дедушками. А сюсюкать с ней нельзя никому – так мама говорила!