Дэн Симмонс - Гиперион. Сборник

Я ухватил лейтенанта за запястье и потянул вверх, чуть было сам не потеряв при этом равновесия. Потом перехватил за штаны и втащил мокрого, отплевывающегося вояку на ковер.

Его била дрожь; тем не менее, избавившись от воды, которую успел набрать в легкие, он на удивление быстро пришел в себя и начал дышать. Это меня обрадовало: честно говоря, я не настолько человеколюбив, чтобы восстанавливать дыхание способом «рот в рот». Убедившись, что он не свалится и акулы ничего ему не отхватят, я принялся колдовать над нитями. Ковер взял курс на платформу и поднялся чуть выше. Пошарив под жилетом, я отыскал передатчик и набрал код, приводивший в действие заряды, оставленные мною на летной площадке. Мы должны были подлететь к платформе с юга; удостоверившись, что на площадках никого нет, я нажму на кнопку, а когда прогремят взрывы и начнется всеобщий переполох, разверну ковер, подлечу к платформе с запада и высажу лейтенанта на первой попавшейся балке.

Я обернулся, решив проверить, дышит он или перестал, и увидел, что лейтенант стоит на коленях, сжимая в руке что-то блестящее…

Он вонзил мне нож прямо в сердце.

Точнее, вонзил бы, не сумей я извернуться в ту долю секунды, которая потребовалась ножу, чтобы пропороть жилет, свитер и кожу. Короткое лезвие вонзилось мне в бок и уткнулось в ребро. Боли я не почувствовал – только изумление, сродни электрическому шоку. Лейтенант снова замахнулся. Я попытался перехватить его руку, но мои ладони, мокрые от воды и крови, лишь скользнули по запястью. Я повалился навзничь, прижимая цепочкой, что соединяла наручники, руку с ножом к поверхности ковра. Если бы не это движение, на сей раз он бы добился своего.

А так – лезвие попало в передатчик и отклонилось в сторону.

За спиной гремели взрывы; должно быть, нож задел кнопку. Ковер поднимался все выше, его уже отделяло от воды метров восемь – десять.

Лейтенант вскочил и принял позу завзятого уличного бойца. Откровенно говоря, я всегда терпеть не мог холодное оружие. Разумеется, мне приходилось свежевать дичь и чистить рыбу, но я никогда не понимал, как можно поступать таким образом с людьми. Поэтому, хотя у меня был свой нож, лейтенанту я и в подметки не годился. Оставалось только надеяться, что я успею выхватить из кобуры пистолет, но проделать это в наручниках было не так-то просто, даром что кобура висела на левом бедре. Вот расстегну кобуру, вытащу пистолет…

Лейтенант взмахнул рукой слева направо. Я отпрыгнул к самому краю ковра, но было уже поздно – на правой руке появился глубокий порез. Боль пронзила тело, и я невольно вскрикнул. Лейтенант ухмыльнулся, оскалив блестевшие от морской воды зубы, шагнул вперед и, зная, что отступать мне некуда, сделал выпад, направляя нож по дуге, которая заканчивалась у моего живота.

В тот момент, когда он задел меня во второй раз, я начал поворачиваться вправо, а сейчас докончил поворот, спрыгнул с набиравшего высоту ковра и ушел под воду с вытянутыми над головой руками. Воздуха в легких было мало, темнота сбивала с толку, и на долю секунды мне вдруг почудилось, что я не знаю, где верх, а где низ. Но потом я заметил блики лунного света и устремился в том направлении. Моя голова показалась над поверхностью воды как раз вовремя, чтобы я увидел лейтенанта, стоящего на ковре-самолете, который приближался к платформе, неуклонно забираясь все выше. Лейтенант глядел в мою сторону, будто ожидая, когда я вернусь.

Возвращаться я не собирался, а вот выяснить отношения мне хотелось. Пошарив под водой, я извлек пистолет и постарался лечь на спину, чтобы иметь возможность как следует прицелиться. Фигура лейтенанта отчетливо вырисовывалась на фоне громадной луны.

Лейтенант наконец перестал высматривать меня и повернулся лицом к платформе. В ту же секунду часовые выстрелили. С такого расстояния не промахнулся бы даже я, а уж они и подавно.

В него угодили по меньшей мере три заряда. Лейтенант свалился с ковра, точно корзина с бельем. Я ничуть не преувеличиваю – сквозь его продырявленное тело можно было увидеть луну. В следующее мгновение мимо проскользнула акула: она так торопилась попробовать лейтенанта на вкус, что буквально отпихнула меня в сторону.

На моих глазах кто-то из солдат схватил ковер. Пришлось оставить надежду: мне почему-то верилось, что ковер обязательно развернется, подлетит ко мне и доставит на плот, который сейчас, наверно, качается на волнах в километре или двух к северу отсюда. Признаться, я, как бы это сказать, сроднился с ковром и с мифом, который он олицетворял, поэтому расставание с ним, тем более такое, отозвалось болью в груди.

К горлу подкатила тошнота. Естественно, я наглотался воды, к тому же потерял много крови… Некоторое время я просто лежал на спине, удерживая над водой голову и сжимая в руках пистолет.

Если я собираюсь куда-то плыть, надо избавиться от наручников. Но каким образом? Цепочка была толщиной в половину моего запястья; как бы я ни старался, мне не удастся развернуть ствол пистолета так, чтобы пуля угодила в нее.

Между тем акулы расправились с тем, что осталось от лейтенанта, и стали потихоньку подбираться ко мне. Их наверняка привлекала кровь, сочившаяся из моих многочисленных ран, в первую очередь из порезов на боку и на правой руке. Соленая кровь течет в соленый океан… Если эти твари и впрямь похожи на саблеспинов и земных акул, они способны почувствовать кровь за несколько километров. Значит, необходимо добраться до платформы, пристрелив по дороге парочку наиболее бесцеремонных рыбин, и взобраться на стойку. А там начну звать на помощь. Глядишь, услышат. Выбора все равно не остается.

Я перевернулся на живот и поплыл на север, в открытый океан. С меня вполне хватило того времени, что я провел на платформе. Больше Рауля Эндимиона туда не заманишь.

Никогда раньше я не пытался плавать со скованными руками и искренне надеюсь, что та попытка была первой и последней. Я дрыгал ногами, размахивал руками, дергался из стороны в сторону, однако наверняка утонул бы, если бы не высокое содержание соли в океанской воде. Только соль удерживала меня на плаву; о том, чтобы добраться до плота, я, откровенно говоря, не помышлял – течение проходило по меньшей мере в километре к северу от платформы, а мы договорились держаться от нее как можно дальше.

Спустя несколько минут меня вновь окружили акулы. Я увидел среди волн радужные тела. В следующую секунду одна из рыбин пошла в атаку. Я извернулся и пнул ее тем же манером, каким действовал покойный лейтенант. Кажется, получилось. Вскоре выяснилось, что умом акулы не блещут – они нападали поодиночке, словно соблюдая некий порядок, а я исправно отбивался. Тем не менее мои силы постепенно убывали. Незадолго перед тем, как появились акулы, я подумывал о том, чтобы скинуть тяжелые, тянувшие под воду башмаки, но стоило мне представить, как я тыкаю босой ногой в оскаленную акулью пасть, как всякое желание расстаться с башмаками бесследно исчезло. Зато пистолет был вроде ни к чему. Перед тем как совершить очередной выпад, акулы ныряли и нападали уже снизу; вряд ли пуля из старинного оружия пробьет слой воды толщиной в пару метров. Поэтому я сунул пистолет в кобуру, а через какое-то время пожалел о том, что вообще оставил его при себе. Затем меня окончательно допекли башмаки: стараясь не упускать из виду акул, я избавился от обувки, мгновенно канувшей в пучину; когда я съездил ногой по рыбьей морде, мне показалось, будто по коже провели наждачной бумагой. Акула клацнула зубами, промахнулась и вильнула в сторону.