Дэн Симмонс - Гиперион. Сборник

Итак, кто-то сдвинул его чашку… Быть может, задел коленом, усаживаясь за стол… Кто же? Быть может… Нет, ерунда! Капитан мысленно обозвал себя параноиком.

Неожиданно ему вспомнились слова Грегориуса. Сержант только-только выбрался из реаниматора, а Немез еще не очнулась.

– Сэр, один мой приятель охраняет Ватикан. Он знает и Ки, и Реттига. Мы с ним пропустили по стопочке перед отлетом. Так вот, он клянется, что видел, как Реттига несли на носилках к машине «скорой помощи».

– Не может быть. Стрелок Реттиг умер, сержант. Неполадки в системе воскрешения. Его похоронили в космосе.

– Так нам сказали, сэр, – проговорил Грегориус. – Но мой приятель уверен, что не ошибся. Реттиг был без сознания и его несли на носилках. Правда, на лице у него была кислородная маска…

– Чушь какая-то, – произнес де Сойя. Он никогда не верил в конспирацию, поскольку усвоил на собственном опыте: о том, что вначале известно только двоим, очень быстро узнают все вокруг. – Зачем Ордену и Церкви нас обманывать? И потом, если Реттиг и впрямь жив, куда он подевался?

– Не знаю, сэр. – Грегориус пожал плечами. – Может, мой приятель все-таки ошибся… Я долго себя в этом убеждал. Но машина…

– Что машина? – требовательно спросил де Сойя.

– Машина направилась к замку Святого Ангела, сэр, – ответил сержант. – А в этом замке размещается святая инквизиция.

Паранойя, самая настоящая паранойя.

Сведения о торможении, длившемся одиннадцать часов… Три дня, потраченные на воскрешение… Де Сойя бросил взгляд на цифры в углу экрана и вызвал картинку Седьмой Дракона. Его всегда интересовало, какие ощущения испытал бы сторонний наблюдатель, доведись ему оказаться на борту авизо в этот промежуток времени. Должно быть, на корабле царит жутковатая тишина…

– До прыжка три минуты, – сообщил механический голос. – Все члены экипажа должны лечь в реаниматоры.

Де Сойя пропустил предупреждение мимо ушей. Он вызвал на экран информацию о двух с половиной днях на орбите Седьмой Дракона. Что тут происходило, пока они приходили в сознание? Капитан сам не знал, что ищет… Никаких признаков преждевременного воскрешения, все в полном соответствии с правилами… Все записи в бортовом журнале… А это еще что?!

– До прыжка две минуты, – напомнил компьютер.

Так, первый день, вскоре после выхода корабля на стандартную геостационарную орбиту… и четыре часа спустя… Ничего необычного, если не считать отметки о включении четырех малых реактивных двигателей. Ну да, чтобы выйти на орбиту, корабль класса «Рафаила» маневрирует на реактивной тяге, но обычно компьютер включает кормовой и носовой двигатели. Судя по отметкам, авизо развернулся кормой к планете, чтобы солнечный свет равномерно распределялся по корпусу, но восемь минут спустя двигатели заработали вновь! Они включались еще трижды (последнее включение, впрочем, могло означать, что корабль повернулся к планете носом, на котором располагались камеры); через четыре часа восемь минут все повторилось. Эти отметки наметанный глаз де Сойи выделил из тридцати с лишним других.

– До прыжка одна минута.

Загудели генераторы поля. «Рафаил» готовился к прыжку, до которого оставалось пятьдесят шесть секунд и который сулил де Сойе неминуемую смерть. Капитан и не подумал встать. Если даже он останется в кресле, после прыжка компьютер сам переложит его тело в реаниматор. Хороший все-таки корабль – на него можно положиться.

На протяжении многих лет Федерико де Сойя был капитаном факельщика. В последние месяцы ему пришлось совершить больше десятка квантовых прыжков на «архангеле». Он знал, что означают отметки в бортовом журнале. Пускай запись стерли – о том, что происходило на борту «Рафаила», вполне можно догадаться. Двигатели включали, чтобы сориентировать «челнок» относительно планеты. Вторая отметка означала, что «челнок» отошел от корабля и «Рафаил» маневрирует, меняя положение в соответствии со сместившимся центром тяжести. После того как авизо вновь вышел на орбиту, реактивные двигатели развернули его носом к планете.

Эти отметки, пожалуй, вряд ли привлекли бы внимание человека неопытного, но де Сойя знал, что не ошибся. Он вызвал на экран другие сведения. Никаких упоминаний о том, что кто-то пользовался «челноком». Ни снимков, ни видео, на которых был бы запечатлен вылетающий из шлюза «челнок». Наоборот – судя по журналу, катер постоянно находился на борту. Процесс воскрешения у всех четырех членов экипажа длился ровно столько, сколько положено…

Словом, все было в порядке, если не считать загадочных отметок. Двигатели дважды включались на восемь минут с интервалом в четыре часа. За восемь минут «челнок» вполне успеет совершить посадку на планету, а снимков быть и не может – ведь корабль в тот момент развернулся к планете кормой. Что касается радара и звукозаписывающих устройств, компьютеру, вполне возможно, приказали их отключить – чтобы стирать пришлось как можно меньше.

Что же получается? Кто-то приказал компьютеру стереть всякое упоминание о том, что он – или она – воспользовался катером, и туповатая машина подчинилась. ИскИну «Рафаила», по всей видимости, невдомек, что человека, двенадцать лет командовавшего факельщиком, отметки о включении двигателей могут навести на след. Будь у де Сойи в запасе хотя бы час, он бы вызвал данные о расходе топлива, проверил бы топливные баки корабля и катера и водородный накопитель Буссарда, чтобы удостовериться окончательно. Но времени уже не было.

– До прыжка тридцать секунд.

Так, до реаниматора он добраться не успеет. Ну и ладно. Де Сойя вызвал программу установки параметров, ввел свой личный код и трижды перенастроил монитор. Последнее подтверждение компьютер выдал перед самым прыжком.

Тело капитана буквально разорвало в клочья, но де Сойя умер с ухмылкой на лице.

– Рауль!

До рассвета оставался еще по меньшей мере час. Снаружи бушевала песчаная буря. Мы с А.Беттиком сидели в той комнате, где спала Энея. Я дремал, андроид же, как обычно, бодрствовал, но к кровати девочки, на которую падал свет от экрана биомонитора, я подскочил первым.

– Рауль…

Если верить монитору, лихорадка спала, боль ушла. Меня беспокоила только энцефалограмма.

– Я тут, детка. – Ладонь девочки уже не была такой горячей.

– Ты видел Шрайка?

Ее вопрос застал меня врасплох. Впрочем, я быстро сообразил, что дело тут вовсе не в ясновидении и не в телепатии. Должно быть, Энея время от времени просыпалась и подслушала наш с А.Беттиком разговор по радио.

– Да. Но беспокоиться нечего. Здесь его нет.

– Ты его видел…

– Да.

Энея стиснула мою ладонь обеими руками, потом села. Ее глаза заблестели.