Дэн Симмонс - Гиперион. Сборник

Над Возрождением-Малым, когда на нас неслось целое полчище местных боевых кораблей, готовых разнести «Иггдрасиль» на атомы, вперед шагнул бледный молчаливый Хоган Жабер.

– Я был шпионом, – сказал он, обращаясь к Энее, но глядя на отца де Сойю. – Я продал свою верность за деньги, чтобы когда-нибудь вернуться на эту планету и возродить утраченное могущество нашего рода. Я предал своего капитана и продал собственную душу.

– Сын мой, – тихо ответил отец де Сойя, – ты уже давно искупил эти грехи… если это грехи. Ты прощен и твоим капитаном, и, что куда важнее, Богом. Ты никому не причинил зла.

Жабер задумчиво кивнул:

– Голоса, которые я слышу с тех пор, как выпил того вина… – Голос его прервался. – Я знаю многих людей на этой планете. Я хочу вернуться домой и начать новую жизнь.

– Да. – Энея протянула ему руку.

На Витус-Грей-Балиане Б мы с Энеей и Дорже Пхамо перенеслись в пустыню, вдали от реки, возделанных полей и разноцветных домиков, где добрые люди выходили меня и помогли сбежать от Радаманты Немез. Здесь были лишь скалы да потрескавшаяся от зноя земля. С запада, где кроваво алел закат, надвигалась пылевая буря. Совсем как на Марсе, только воздух более теплый и плотный. И еще здесь пахло смертью и пороховой гарью.

Нас мгновенно окружили странные, укутанные до самых глаз люди. В руках у них были иглометы и адские хлысты. И снова я шагнул вперед, чтобы загородить Энею от опасности.

– Погодите! – крикнул знакомый голос, и один солдат съехал по склону красной дюны. – Подождите! – снова крикнула она и размотала башлык.

– Дем Лоа! – Я бросился к маленькой женщине в громоздкой боевой амуниции. По ее щекам, оставляя грязные дорожки, бежали слезы.

– Ты привел ее, – сказала моя спасительница. – Как и обещал.

Я познакомил ее с Энеей и Дорже Пхамо, чувствуя, что от радости поглупел. Дем Лоа и Энея мгновение разглядывали друг друга, а потом обнялись.

– А где Дем Риа? – спросил я, окинув взглядом темные силуэты, маячившие в алых сумерках. – И Алем Микайл Дем Алем? И ваши дети, Бин и Сес Амбре?

– Мертвы. Все мертвы, кроме Сес Амбре. А она пропала без вести после последней атаки с базы в Бомбасино, – проговорила Дем Лоа. Я молча смотрел на нее, не в силах ничего сказать. – Бин Риа Дем Лоа Алем умер от болезни, остальные погибли в войне с Империей.

– В войне с Империей… – тупо повторил я. – Дай-то Бог, чтобы не я послужил ее причиной…

– Нет, Рауль Эндимион, – подняла ладонь Дем Лоа. – Не ты. Те из нас, кто дорожит обычаями Спектральной Спирали Амуа, отвергли крестоформ… Это и послужило причиной. Когда ты был здесь, восстание уже началось. Потом, позже, нам даже показалось, что мы победили. Трусы на базе в Бомбасино просили мира, они игнорировали приказы командования и заключили с нами договор. И тогда прибыли корабли Имперского Флота. Они разбомбили собственную базу… А потом – наши селения. С тех пор здесь идет война. Когда они приземлились и попытались оккупировать планету, мы убили многих. Они прислали новые войска.

– Дем Лоа… Я… мне так жаль.

Она кивнула, положив ладонь мне на грудь, и лицо ее осветилось улыбкой. Дем Лоа снова посмотрела на Энею.

– Ты та, кого он все время звал в бреду. Ты та, кого он любит. Любишь ли ты его, дитя?

– Люблю, – ответила Энея.

– Хорошо. Было бы очень грустно, если б женщина, о которой человек, будучи при смерти, говорит с такой любовью, не отвечала ему взаимностью. – Дем Лоа перевела взгляд на Громомечущую Мать-свинью, царственную и безмолвную. – Вы священница?

– Не священница, – поправила Дорже Пхамо, – а настоятельница монастыря Самден-гомпа.

– Вы правили монахами? – улыбнулась Дем Лоа. – Мужчинами?

– Я… э-э-э… наставляла их.

– Ну, это почти то же самое. – Дем Лоа рассмеялась. – Что ж, добро пожаловать, Дорже Пхамо. – Она обернулась к Энее: – А ты останешься с нами, дитя? Или только коснешься нас и продолжишь путь, как гласят пророчества?

– Я должна идти дальше, – сказала Энея. – Но я бы хотела оставить здесь Дорже Пхамо – вашу союзницу и нашу… посланницу.

Дем Лоа кивнула.

– Здесь сейчас опасно.

Дорже Пхамо улыбнулась, глядя на нее с высоты собственного роста. Сила этих двух женщин окружала их почти ощутимым энергетическим полем.

– Хорошо. – Дем Лоа обняла меня на прощание. – Будь добр к своей любимой, Рауль Эндимион. Будь добр к ней в часы, отпущенные вам циклами жизни и хаоса.

– Буду.

– Спасибо, что пришла, дитя, – обернулась Дем Лоа к Энее. – Мы этого хотели. Мы на это надеялись.

Они снова обнялись. Я вдруг смутился, словно привел Энею домой, чтобы познакомить с мамой или бабушкой.

Дорже Пхамо в прощальном благословении возложила ладони на наши головы.

– Кале-пе-а, – сказала она Энее.

Мы шагнули в сумрак пылевой бури и перенеслись сквозь вспышку белого света. В тишине, на мостике «Иггдрасиля», я спросил Энею:

– Что она тебе сказала?

– Кале-пе-а, – повторила моя любимая. – Древнее тибетское напутствие, когда караван идет на самые высокие вершины. Оно означает «Ступай медленно, если хочешь вернуться».

И так – на сотне планет; на каждой – лишь несколько минут, и каждое прощание – по-своему грустное и трогательное. Трудно сказать, сколько дней и ночей длилось наше с Энеей последнее путешествие – для меня оно слилось в сплошную череду телепортаций. Ослепительная вспышка – и корабль-дерево переносится на новое место. А когда уже не было сил двигаться дальше, корабль дрейфовал несколько часов в пустоте космоса, и тогда эрги отдыхали, а люди спали – или пытались спать.

Я запомнил только три таких привала, значит, наше путешествие длилось только три дня и три ночи. Впрочем, возможно, оно длилось и неделю, а может, и больше, просто спали мы только три раза. Но я помню, что мы с Энеей почти не спали и любили друг друга так нежно, словно каждое объятие могло оказаться последним.

Именно во время одной из этих недолгих передышек я шепнул:

– Зачем ты это делаешь, детка? Не для того же, чтобы все стали вроде Бродяг и ловили крыльями солнечный ветер. В смысле… это все здорово… но я-то люблю планеты. Люблю почву под ногами. Люблю быть просто… просто человеком… Быть мужчиной.

Энея усмехнулась и провела рукой по моей щеке. Я помню, что все это было в полумраке, но все равно я видел бисеринки пота в ложбинке между ее грудей.

– Знаешь, я тоже люблю, когда ты просто мужчина, милый.

– Я хотел сказать…

– Я знаю, что ты хотел сказать, – прошептала Энея. – Мне тоже нравятся планеты. И мне нравится быть человеком… просто быть женщиной. То, что я должна сделать… это вовсе не ради какой-то там утопической эволюции, превращения людей в Бродяг-«ангелов» или эмпатов-сенешаи.

– А ради чего? – Я вдыхал аромат ее волос.