Джеймс Кори - Восстание Персеполиса

В основную распределительную станцию вела укрепленная дверь. Дверная рама была обведена красным и исписана предупреждениями на полудюжине языков: «Пожалуйста, будьте осторожны. Здесь много такого, что нам придется чинить после вашей смерти».

Джордао открыл дверь, и Наоми прошла мимо него в технический коридор. И тут же отступила, подняв руки. Позади внезапно и громко прозвучал топот бегущих людей. Молодой человек в голубой форме лаконской безопасности шагнул из красной двери, нацелив пистолет в живот Наоми. Грубые руки сграбастали Клариссу за плечо и швырнули на пол. Джордао привалился к стене и сполз по ней, сел.

– Что-то случилось, сэр? – с деланой невинностью спросила Наоми.

– На колени, – приказал парень с пистолетом. – И рук не опускать.

Наоми оглянулась. Кларисса не увидела в ее глазах печали – только расчетливость. Джордао, запрокинув голову, уставился в потолок и глотал воздух. Ящик с инструментом так и остался у него под мышкой, и Клариссе подумалось, что он готов рвануть заряд, превратив всех в лапшу, но тут бомбист расхохотался. В его смехе было не веселье, не издевка, а облегчение. Он еще ничего не сказал, а Кларисса уже знала, что их продали. Она опустила лоб на резиновую обивку палубы, а кто-то, придавив ей подошвой копчик, принялся скручивать руки за спиной. Изнеможение ощущалось все сильнее. На палубе было почти уютно.

– Что-то, – заговорил Джордао, – что-то за панелью щитка. Но савви ме что, но могу показать где, да?

– Что там? – спросил безопасник у Наоми.

Та горестно покачала головой.

– Боюсь, вам самим придется помудохаться, койо.

Мужчина ударил ее и шагнул вперед. Кларисса ощутила, как стяжка сомкнулась на правом запястье и кто-то начал возиться с левым. Она повернула голову. Их было общим счетом пятеро. Все вооружены, стволы наголо. Пистолет смотрел вниз, готовый прикончить лежащую Наоми.

– Уверен, что сможешь найти, где это? – спросил мужчина.

– Ясно, сумею, – ответил Джордао. – Где ваш десант? Сказали, будут десантники.

– Планы переменились. Они теперь статуи, пока не снимут блокировку. – Безопасник опустил взгляд на Наоми. – Тоже твоя работа, сучка?

Наоми поймала взгляд Клариссы. Расчеты закончены. Выхода не было. Что на самом деле означало: не было для Наоми.

У Клариссы всегда оставался один в запасе.

Странный был момент. Сквозь пронизавшую кости усталость, сквозь страх, и панику, и гнев просвечивало что-то еще. Что-то вроде ярости, и восторга, и, более того, бесконечного облегчения. Наоми увидела все это на ее лице и округлила глаза.

Кларисса провела языком по нёбу – круговым движением, которого не проделывала много лет. Мужчина еще держал ее за запястье и, падая, не разжал хватки. Она ощутила, как вышла из сустава плечевая кость, услышала глухой щелчок, но боли не чувствовала. Ноги у нее были поджаты, и она вскочила раньше, чем мужчина ударился об пол. От вывихнутой правой руки не было проку. Мышцы у нее истончились и стали хрупкими. С первого же прыжка Кларисса ощутила, как натягиваются и рвутся сухожилия коленей и бедер, ио она уже перекатилась в готовности удариться о стену и оттолкнуться для новой атаки.

Безопасник так и держал Наоми под прицелом, а трое остальных переводили стволы на нес – медленно, как под водой. Один пистолет рявкнул, однако выстрел лишь вырвал клок из противоударного покрытия стены.

Кларисса развернулась в воздухе, негодная рука болталась за ней. Она выставила вперед колено, ощутила себя в танце. В полете. Целиться она не разучилась. Согнутое колено ударило безопасника в нос. Хрустнули хрящи – у нее в колене и у него на лице.

Она так долго болела, она позволила болезни сделать тело хрупким. Слишком большую часть жизни уделяла поддержанию угасавшего здоровья. Распределяла его пайками, расчетливо, словно при переходе через пустыню. А теперь пожирала взахлеб, и это было прекрасно.

Двое выстрелили почти одновременно. Один промазал, а пуля другого зарылась в тощую плоть у нее на ребрах. Больно, но боль казалась далекой. Кларисса врезалась в ближайшего противника. В падении обняла здоровой рукой его голову, захватила тщательно, чтоб при приземлении сломать шею. Жестко ударилась о палубу, потянула и ощутила, как хрустнул его позвоночник.

«Я убивала. Но я не убийца».

Она выхватила у него из руки пистолет раньше, чем второй мужчина обернулся. Ощутила боевой клич в горле как силу воздушного потока и колебание гортани. Ощутила толчок в похищенном ею пистолете. Стоявшая почти вплотную женщина выпалила наугад, а Кларисса всадила пулю ей в щеку, заставив мотнуться голову. Двое-. Тот, что прижимал ее сзади, теперь прыгнул. Она вогнала пулю ему в зубы. Трое.

Наоми тянулась к оброненному упавшим пистолету. Парень так и сидел, зажимая сломанный нос, словно других забот у него не было. Кларисса дважды выстрелила ему в центр тяжести.

Остался один охранник, и совсем рядом с Клариссой. Та посмотрела вдоль его ствола. Увидела страх в глазах. Промахнуться он не мог. Ноги у нее подкосились, но она выстрелила в падении. Последнему пуля попала в горло. Кларисса сильно ударилась о палубу, но ее кровь все еще была светом и восторгом. Она перекатилась, поднялась на колени. Внизу живота болело, воздух не шел в грудь. Джордао таращился на нее, будто увидел черта.

– Нет! Простите! – выкрикнул он в какой-то соседней вселенной.

«На хрен твои извинения. Извинениями ни хрена не исправишь». Она не знала, выкрикнула эти слова или только подумала. В любом случае, она его пристрелила – пальнула в живот, а когда он скрючился, в макушку – прямо в зарождающуюся лысину. И на том прилив сил закончился.

Было не так плохо, как ей помнилось. Рвота. Дурнота. Беспомощность. Боль. Но все это успело стать привычным, так что вышло не так уж страшно. Или она уже соскальзывала в шок.

Шок или что-то похожее.

Наоми баюкала ее голову, и тогда Кларисса поняла, что лежит. Во рту стояла горечь желчи. Охранники и предатель валялись по коридору. Воздух провонял кровью и порохом. Картина ада. Сколько лет она прожила с раскаянием, в молчаливом искуплении оборванных ею жизней, а теперь в голове осталась одна мысль: «Было весело».

Рядом говорили какие-то слова. «Останься со мной, Кларисса». Она вспомнила, что здесь Наоми, и снова открыла глаза. Не запомнила, как закрывала. Наоми была забрызгана кровью. Бледна. За ней стоял Рен. В черной рясе, напомнившей ей о иезуитах.

– Я чудовище, – сказала Кларисса.

– Нет, маленькая. Ты не чудовище. Нет.

Значит, Наоми ее не поняла. Кларисса имела в виду: «Мне не страшно». Она попыталась подобрать слова для объяснения, но было слишком тяжело. Да и так ли важно, чтобы тебя поняли? Она знала ответ.