Джеймс Кори - Пепел Вавилона

Что-то случилось с монитором. В первый момент ему показалось, что изображение стало зернистым, упало разрешение. Нет, случилось иное. Размер остался прежним, но теперь Марко видел, как оно устроено. Видел не «Росинант», а фотоны, летящие с плоскости возбужденного электронами пластика. Полимерные цепи освещались, темнели и освещались снова. Это было как видеть на полотне женское тело, а потом вдруг различить составляющие его мазки краски. Наоми во всем этом не было.

Вскрикнув, он ощутил волны давления, пробегающие по гортани. Скопления молекул, составлявшие его пальцы, зашлепали по другим скоплениям – панели управления. Марко набирал приказ открыть огонь, убить, пока еще есть шанс, но во вспышках фотонов, брызгавших с экрана, не различал букв. Слишком много подробностей.

Он уже не различал, где воздух переходит в покрытие амортизатора. Он с незапамятной юности помнил, что в атомах больше пустоты, чем материи, и что на низших уровнях все, состоящее из атомов, может пропадать из реальности и появляться снова. Но видел он это впервые. Никогда еще он не ощущал себя облачком энергии. Вибрацией несуществующей гитарной струны.

Сквозь облако к нему метнулось что-то темное.

Для «Росинанта» врата пылали яркими тормозным огнями, негативным образом глаза: черная звездчатая радужка и раскаленный добела пылающий зрачок. Таймер показал «ноль». Свет усилился. А потом мигнул и погас.

Холден проверил датчики. Там, где секунды назад разгонялись пятнадцать боевых кораблей, не было ничего.

– А, – сказал по связи Амос. – Вот это жуть!

– Ну вот мы и вернулись, – сказала Мичо, выходя в док станции Церера.

– Хап, – согласился шедший рядом Жозеп.

Уходила она, взбунтовавшись против бунтовщиков. А теперь возвращалась, признавай это или не признавай, вымаливать свободу для себя у Земли и Марса. Мичо казалось, что изменились и сами доки. Постарели, поизносились, как ее душа. Зато гулкая музыка, составленная из лязга мехов и электроинструментов, из гомона голосов, осталась прежней. И так же остро пахло углеродной смазкой и озоном.

Покрытая новым слоем краски станция выглядела, пожалуй, ярче и моложе, подавала надежды. Заменили старые вывески. В прежних коридорах и лифтах виднелись чистые новые шрифты полудюжины алфавитов. Па знала, что это сделано для колонистов и беженцев с Земли, но увидела намек в том, что среди языков не было смешанного астерского диалекта. Земля вновь правила Церерой, как некогда – Эросом, и превращала станцию в игрушечную копию самой себя. Караул был скорее почетным, но Мичо запросто побилась бы об заклад, что оружие у всех заряжено. Непростая задача – гостеприимно принять полусоюзника-полуврага. Ребятам не позавидуешь.

После чудесной гибели Марко Инароса с остатками Свободного флота миновало шесть месяцев. Полгода ушло на то, чтобы свести на переговоры уцелевших игроков. Хотелось бы ей знать, сколько понадобится на то, чтобы хоть что-то сделать. И что будет, когда у всех у них кончится время. Казалось, в голове у Па поселился крошечный Нико Санджрани и отсчитывал часы до срока, когда Поясу – да и всему человечеству – потребуются фермы, медцентры, копи и фабрики, не построенные потому, что все были заняты войной. В иные ночи эта мысль не давала ей уснуть. В другие ночи спать не давали другие мысли.

Па ждала, что их проведут в квартиры, которые в прошлый раз выделил им Марко Инарос, но, хоть и расположенные в той же части станции, помещения оказались другие. Караул покончил с церемонией приветствия, заверил, что, если что понадобится, принимающая служба готова помочь, откланялся и закрыл за собой дверь. Мичо опустилась на кушетку в большой комнате номера, а Жозеп отправился на обход остальных, обустраиваясь и высматривая аппаратуру наблюдения, наверняка наличествующую и наверняка слишком профессионально укрытую, чтобы ее отыскать.

Надя, Бертольд и Лаура остались на новом корабле – переоборудованном грузовозе, который им одолжила одна из кузин Бертольда до времени, когда найдут способ расплатиться. После стройного и мощного «Коннахта» судно представлялось ей хлипкой дешевкой. Но на нем собралась ее семья, так что для Па оно было домом, между тем как атласная кушетка, на которой она сейчас устроилась, – тюремной камерой.

Жозеп жестко рассмеялся за стеной. Вернувшись в комнату, он протянул ей прямоугольник кремового оттенка. Не из бумаги, а из плотного картона, гладкого, как та же кушетка. Почерк был отчетливым и точным.

«Капитан Па.

Спасибо, что прибыли на конференцию, и за вашу отвагу в нашей общей борьбе. Доверием и сотрудничеством мы проложим путь вперед».

Подписано было: Крисьен Авасарала. Мичо, сведя брови, взглянула на Жозепа.

– Эн серио? Не похоже на нее.

– Знаю, – ответил Жозеп. – И ты еще не все видела. Там подарочная корзина с фруктами.

Если войны начинаются в ярости, то заканчиваются они в изнеможении.

По результатам охватившего всю систему, а потом и кольцо сражения партизаны Свободного флота чувствовали себя бессовестно обманутыми. Исчезновение «Пеллы» с остатками кораблей представлялось нечестно забитым голом, и они тщетно искали, какого судью освистать. Потом станции – Паллада, Ганимед, Церера, Тихо – медленно начали осознавать, что война окончена. Что они проиграли. Одна группа с Паллады выпустила коммюнике, называя себя Новым Свободным флотом, и устроила несколько взрывов, когда единый флот брал станцию под контроль. Главная опора Свободного флота: Каллисто, Европа, Ганимед и малые базы системы Юпитера – меньше всего оказалась затронута войной. Редкие вспышки сопротивления на них означали, что насилие затянется еще на недели или месяцы, но итог был ясен заранее.

Призрак Лаконских врат и Уинстона Дуарте более всего нависал над Марсом. Самосознание марсиан – гордых винтиков славной машины терраформирования – не смирилось с военными путчами и массовым дезертирством. Марс требовал ответа, а Лакония его надменно игнорировала. После гибели Свободного флота из-за врат пришло только закольцованное радиосообщение. Мужской голос с интонациями диктора повторял: «Лакония – самостоятельное суверенное государство. Это сообщение уведомляет, что любой корабль, проходящий через врата Лаконии, будет остановлен как нарушитель ее закона. Лакония – самостоятельное, независимое…»

Это сообщение вызвало нескончаемые дебаты в марсианском парламенте, Земля же пригнала в медленную зону два из трех оставшихся у нее военных кораблей и подвесила против Лаконских врат в готовности своими устаревшими, но вполне действенными рельсовыми пушками превратить в газ и обломки все, что из них покажется. Авасарала назвала это политикой сдерживания, и Мичо такой образ действий представлялся наиболее здравым. Земля была не в том состоянии, чтобы нарываться на новую драку.