Джеймс Кори - Пепел Вавилона

– Будут в ходу, если мы победим, – ответила ему Наоми. – Порты Свободного флота нас все равно не станут ни снабжать, ни заправлять.

– Точно, – сказал Амос. – Вот я и рад, что мы при работе.

Два меха шмыгнули к краям новой пластины. Солнышками вспыхнули сварочные аппараты, сплавляя старую технологию с новой. Чем-то это Холдену не нравилось, внушало недоверие. Но и поражало тоже. Когда он родился, кружевной ткани нового корпуса не существовало, а теперь существует.

Протомолекулу, кольца, жуткие и прекрасные руины в новых мирах создавал великий разум. Пусть он погас, но в то же время внедрился в человеческое знание, в возможности человечества, в его представление о себе. Рожденный сегодня ребенок вырастет в мире, где карбосили- катное кружево так же обычно, как титан и стекло. Они забудут, что это плод сотрудничества между человечеством и призраком мощного, чуждого разума. Холдену повезло родиться в переломном поколении, перешагнувшем рубеж, сшивший до и после, как сейчас буквально сшивают их Наоми, Амос, Ип. Ему дано восхищаться, как это круто. Страшновато, но круто.

– Это будущее, – сказал он. – Надо учиться с ним обращаться.

Остальная временная команда Фреда Джонсона была уже на борту вместе с Клариссой или спешила на борт из отведенного им на Луне жилья. Впервые они – Земля, Марс и даже более умеренные осколки АВП – вместе и открыто выступят против Свободного флота. Главная тяжесть падет на Землю и Марс, но и «Росинанту» найдется место. Корабль-наблюдатель с Фредом Джонсоном на борту. С Фредом, хотя бы отчасти представляющим Пояс. Они готовы.

Только вот Холден готов не был.

Теперь, когда родители выбрались из земного колодца, ему на удивление хотелось остаться с ними. Он большую часть взрослой жизни провел вне планет. Спроси его кто, сказал бы, что и не скучает по Земле. По некоторым людям – да. По местам детства – пожалуй. Но тоски по целой планете не было. Только теперь, когда по ней нанесли удар, возникло желание защитить. Может, так всегда бывает. Он перерос дом своего детства, но в душе не сомневался, что дом этот никогда никуда не денется. Может, изменится. Может, немножко постареет. Но сохранится. И вот его не стало. Остаться хотелось, как хочется вернуться в недалекое прошлое, где беды еще не случилось.

Пришло сообщение от Фреда Джонсона. Они с техником-оружейником Сан-ю Стейнбергом и Гором Дрогой заканчивали последнее совещание. Как только приварят на место новую обшивку и проверят герметичность под давлением, можно отправляться. Если у Холдена на Луне остались дела, пора ими заняться.

У него на Луне осталось одно последнее дело.

Горелки вспыхивали, гасли и снова вспыхивали. «Росинант» чуть-чуть менялся – не впервые за эти годы. Малые перемены, складываясь, превращали былой корабль в будущий. И людей тоже.

– Вы в порядке? – спросила Бобби.

– А что?

– Вздыхаете.

– Это с ним бывает, – влез Алекс.

– Вздыхаю? – удивился Холден, лишь сейчас вспомнив, что Бобби подключена к каналу «Только для „Росинанта“». И хорошо, что так. – Я не заметил.

– Не расстраивайся, – посоветовала Наоми. – Это даже мило.

– Ну-ну, – отозвался он. – Наоми, вы когда кончаете? Фред уже в пути.

– Ага, – ответила она, и, возможно, ужас в ее голосе ему только померещился. – Хорошо.

Карт, на котором они проезжали по лагерю беженцев, шел по электромагнитным направляющим. Колеса рокотали и поскрипывали довольно громко, так что Холдену пришлось повысить голос.

– Если бы ей по-прежнему платила ООН или Марс, другое дело, – говорил он. – А если мы предлагаем ей постоянную работу на корабле, это надо хорошенько обдумать.

– А чем она плоха? – возразила Наоми. – Знает корабли типа «Роси» как никто из нас. Ладит с командой. Что ты имеешь против Бобби на борту?

В коридорах на глубине было сыро и тесно. Системы жизнеобеспечения работали на полную мощность и даже сверх того. Люди шаркающей походкой сторонились с дороги карта, кое-кто провожал его взглядом, но многие смотрели как на пустое место.

Территория беженцев пахла потерями и ожиданием. Чуть ли не каждый из мелькнувших вдоль дороги людей лишился корней. Холден с Наоми относились к счастливчикам. У них остался дом, хоть и изменившийся немножко.

– Дело не в Бобби, – ответил Холден. – Бобби я рад. Но вот условия… Мы что, будем ей платить? Или перераспределим права на «Роси», приняв и ее в долю? Не уверен, что это хорошая мысль.

– Почему? – подняла бровь Наоми.

– Потому, что это станет прецедентом, который может относиться к любому принятому в команду.

– Ты о Клариссе.

– Я не хочу давать Клариссе Мао долю в «Роси», – сказал Холден. – Просто я… Она здесь – ладно, пусть будет так. Я и сейчас не в восторге, но ладно, переживу. А Бобби я бы хотел принять в команду на полных правах, но просто… не могу согласиться, чтобы Кларисса когда- нибудь назвала мой корабль своим домом. Одно дело – взять ее на борт, а другое – делать вид, что она как Бобби. И ты. И я.

– Нет ей прощения? – то ли поддразнивая, то ли всерьез спросила Наоми.

– Прощения – сколько угодно. Горы прощения. Но и границы тоже.

Карт вильнул влево и затормозил. Скрип колес затих. Отец Антон ждал в дверях, улыбнулся и кивнул, когда они выбрались из тележки и прыгуче зашаркали к нему. Квартира родителям Холдена досталась лучше многих. Маленькая, тесная, зато отдельная. Матерям и отцам не пришлось делить ее с посторонними. В воздухе витал запах фирменного желтого карри мамы Тамары. Отец Том и отец Цезарь стояли в дверях одной из спален, обнимая друг друга за талии. Отец Димитрий облокотился на валик старого дивана, а из кухни показались матери Элиза и Тамара. Отец Джозеф и мать Софи сидели на пуфиках, разложив между собой магнитный шахматный столик с разбежавшимися в ходе игры фигурами. Все улыбались, как и он, и никто не улыбался искренне.

Опять прощаться. Когда Холден уходил в обреченный рейс военного флота, тоже случилась такая минута. Может, он вернется через несколько недель. А может, никогда. Может, они останутся на Луне или переберутся на Лагранж‑4. Или будет иначе. Может, лишившись фермы, десятилетиями удерживавшей семью вместе, они разведутся. Океан грусти вдруг накрыл Холдена, и очень трудно было это скрыть. Уберечь родителей от своего отчаяния. Как они оберегали его.

Они обнимались – по одному, потом все вместе. Мать Элиза взяла Наоми за руку, попросила заботиться об их мальчике. Наоми торжественно пообещала сделать все, что в ее силах. Холден радовался, что Наоми участвует в этой, может быть, последней встрече, – пока прощаться не подошел отец Цезарь.

– Ты молодец, мальчик. Мы все тобой гордимся.

– Спасибо, – сказал Холден.