Стивен Бакстер - Бесконечная утопия [litres]

– Иногда я чувствую себя неполным. Как будто я теряю воспоминания, а потом теряю память об этой потере… Йеллоустон был для меня как лоботомия. С тех пор у меня появились сомнения. Я говорил тебе, Джошуа. У меня появилось странное ощущение, будто я вспомнил свои предыдущие реинкарнации. Но в тибетской традиции это не считается нормальным. Если моя реинкарнация полностью удачна, я должен был утратить воспоминания о прошлых жизнях. Значит, эта реинкарнация несовершенна. Или…

Он взглянул на Агнес.

– Возможно, существует более простое объяснение. Я же не более чем порождение электрических импульсов в гелевых хранилищах данных Корпорации Блэка. Возможно, меня взломали. А потом пришли Следующие с их вердиктом. До этого я воображал себя – да, Салли! – вездесущим, всеведущим. Почему бы и нет? Все компьютерные системы человечества, все системы связи полностью интегрированы в одно-единственное существо – в меня. И я вечно буду баюкать вас в тепле и безопасности.

Салли фыркнула.

– Целая вечность в подчинении? Нет, спасибо.

Он печально посмотрел на нее.

– И что же я? Без своей мечты я ничто.

Он осторожно поставил чашку.

Этот скромный жест явно встревожил Агнес.

– Ты о чем, Лобсанг? Что ты задумал?

Он улыбнулся.

– Дорогая Агнес. Ты знаешь, это будет не больно. Я просто…

Он застыл. Просто замер на середине жеста, на полуслове.

– Лобсанг? – закричала Агнес. – Лобсанг!

Джошуа бросился к нему вместе с Агнес. Взял Лобсанга за плечи, а Агнес растирала его руки, его лицо. «Синтетические руки на синтетических щеках», – подумал Джошуа, и все же чувства не могли быть более настоящими.

Голова Лобсанга повернулась – только голова, как кукла чревовещателя, – сначала к Джошуа.

– Джошуа, я всегда был твоим другом.

– Я знаю…

Лобсанг посмотрел на Агнес и прошептал:

– Не бойся, Агнес. Это не смерть. Это не смерть…

Его лицо обмякло.

Мгновение царила тишина.

Затем Джошуа осознал изменения на заднем плане, негромкие, обыденные звуки Приюта – гудение невидимых механизмов, вентиляторов и насосов – затихали. Все приборы прекращали работать. Выглянув в окно, он увидел, как вспыхнул и погас огонек в здании напротив. Потом потемнел целый квартал. Где-то зазвучал сигнал тревоги.

Агнес схватила Лобсанга за плечи и потрясла.

– Лобсанг! Лобсанг! Что ты наделал? Куда ты делся? Лобсанг, сукин сын!

Салли рассмеялась, встала и перешла.

Конечно, даже Лобсанг не знал всего. Некоторые тайны особой природы Джошуа были, оказывается, скрыты не в переходах Долгой Земли, а в глубоком прошлом. Тайны, которые начали закручиваться еще в марте 1848 года в Лондоне, на Базовой Земле.

Аплодисменты были оглушительными, Великий Элюзиво слышал их, спускаясь по лестнице к служебному выходу театра Виктории. В ушах еще звенело от гомона на трехпенсовой галерке, а его уже ошеломили вид и звуки Нью-Ката: витрины магазинов, прилавки, оживленное движение, уличные представления, нищие мальчишки-акробаты, которые кувыркались за гроши. И, конечно, как всегда, здесь были люди, поджидающие Луи снаружи, в вечерней темноте Ламбета. Даже юные леди. Хорошо, если юные леди.

Но на этот раз из переулка его позвал тихий мужской голос:

– Мистер, вы быстро двигаетесь, не правда ли? Можно сказать, поразительно быстро. Разрешите звать вас Луи? Полагаю, это ваше настоящее имя. Или одно из них. У меня для вас предложение. Заключается в том, что я приглашаю вас на ужин в «Пьяный моллюск» – там подают лучших в Ламбете устриц, если вы еще не знаете. Я-то знаю, что вы без ума от устриц.

Фигура была неразличима в темноте.

– Сэр, вы застигли меня врасплох.

– Да, знаю. Я заговорил с вами так быстро и настойчиво, потому что знаю: в любой момент, как пожелаете, вы можете просто исчезнуть. Эта способность служит вам очень хорошо, как я погляжу. Тем не менее вы не знаете, как это у вас получается. И я не знаю. Словом, сэр…

Мужчина исчез, вызвав легкое дуновение.

И появился снова. Он ловил ртом воздух и держался за живот, будто его ударили. Но выпрямился и сказал:

– Я тоже так умею. Меня зовут Освальд Хаккет. Луи Рамон Валиенте, мы можем поговорить?

Февраль 2052 года, удаленные области Долгой Земли

Звезды над головой Джошуа Валиенте светили только ему одному. В конце концов, были разумные причины полагать, что, кроме него, в данном конкретном мироздании нет ни души.

У него по-прежнему болела голова.

И не только она, ныла и культя левой руки.

Дух Валиенте носился во мраке. Какое-то существо, вскрикнув, умерло в темноте, и Джошуа пробрал страх.

– Я становлюсь слишком стар для этого, – пробормотал он вслух.

Он принялся собирать вещи. Пора домой.

Похороны состоялись промозглым декабрьским днем 2045 года в Мэдисоне, штат Висконсин на Западе-5.

Сначала сестра Агнес задавалась вопросом, как можно устраивать панихиду по человеку, который в обычном понимании и человеком-то не являлся и чье тело не представляло собой привычную хрупкую плоть. На самом деле она никогда не знала, сколько у него тел и вообще имеет ли это значение. И тем не менее, человек или нет, он несомненно умер, в любом смысле этого слова, который имел значение в сердцах его друзей. Поэтому она постановила, что панихиде быть.

Они собрались вокруг могилы, вырытой на маленьком участке около перемещенного приюта, где похоронили «его» – по крайней мере передвижной модуль, в котором он обитал в момент своей «смерти». Ощущение нереальности усиливали четыре запасных передвижных модуля, стоявшие над могилой в некоем подобии почетного караула, с бесстрастными лицами, в своих обычных оранжевых одеяниях и сандалиях, несмотря на сильный холод.

По сравнению с ними в молитвах и текстах, которые сообща читали отец Гэвин из местного католического прихода и Падмасамбхава, настоятель монастыря в Ладакхе и, предположительно, старый друг Лобсанга в прошлой жизни, не было ничего необычного. Но, возможно, думала сестра Агнес, это отражало самую странную черту Лобсанга: он обрел сознание в виде компьютерной программы и при этом утверждал, что является реинкарнацией тибетского мастера по ремонту мотоциклов, и поэтому потребовал гражданские права. Судебные слушания длились несколько лет.

– Не знаю, кем я кажусь другим, – говорил отец Гэвин с мягким ирландским акцентом, – но сам себя я воспринимаю всего лишь ребенком, который бродит по обширным берегам знания, время от времени находит яркий камешек и довольствуется этой находкой, тогда как перед ним расстилается неисследованный безбрежный океан истины.

Агнес тихонько прошла за спины собравшихся и встала рядом с пожилым мужчиной, высоким, седовласым, в неприметном черном пальто и шляпе.