Сергей Павлов - Лунная радуга. Чаша бурь [сборник]

А через несколько минут, с трудом надев сухой свитер, спортивные брюки, шерстяные носки, грелся у электрической плитки, на которой шумел чайник...

Промелькнувшая в голове догадка поразила меня. Я гнал ее от себя, но она не давала мне покоя. И оттого долго не мог я уснуть и встретил рассвет с открытыми глазами.

Доски-то провалились подо мной не случайно. Напрягая память, вспоминал я эту минуту, потому что от нее многое зависело теперь, слишком многое. Быть может, моя жизнь. Что там было, на тропе? Качнуло? Будто кто-то подтолкнул. Заходили под ногами доски, но удержались каким-то чудом на бревенчатой опоре. А я свалился, и это должно было бы закончиться просто, однозначно. Исход я знал, когда увидел на камнях и стволе сосны навсегда врезавшиеся в память кровавые следы ладоней.

И как следствие этой мысли встретил я появление металлического жука, который ударил в стекло. Я встал, подошел к окну, тыльной стороной ладони прикоснулся к игле. Поднял с пола брошенную мокрую одежду, повесил на руки брюки и убедился, что вторая половина иглы не исчезла, не выпала в водовороте, она по-прежнему покоилась в кармане.

На рассвете я убедился воочию, чего стоило мне это приключение: ссадины на лице, на груди, синяки на ногах и руках, с ладоней содрана кожа. Как это я добрался? В таких случаях, наверное, проявляется весь запас живучести, подаренный человеку природой. Я не был обделен в этом отношении. Выжил назло козням. Однако чьим?..

У меня решили отнять воспоминания вместе с жизнью.

Что дальше?.. Оставалось двенадцать дней от моего отпуска. Только половина. Обидно, что я не мог идти в таком виде на пляж... А почему, собственно? Пляж безлюден. Полежу на солнышке, отойду. Занимался ясный погожий день. Я лежал в постели и думал об отце, о сестре, о незнакомке, о себе. Что мне предстоит впереди? Надо докопаться до сокровенного, скрытого пока от меня смысла событий.

...Около девяти утра я услышал звонкий голос Жени. Она была взволнована. Впервые я видел ее такой. Я встал, открыл дверь. Она легонько провела пальцами по моим волосам, по щекам и подбородку, и прикосновения эти действовали, как бальзам средневековых алхимиков. Я сказал, что не спал.

- Если бы знала, пришла бы раньше! - воскликнула она. - Не хотела будить тебя.

- Не спалось.

- Ты чем-то обеспокоен?

- Нет.

- Все хорошо. - Она опустила глаза, как будто стыдилась своих слов.

- Да, - односложно ответил я.

- Открыть форточку?

- Неплохо бы. Теперь можно. Я замерз ночью до чертиков.

- Представляю. - Женя подошла к окну, открыла форточку, заметила иглу, прикоснулась к ней.

- Не трогай, - сказал я. - Оставь ее в окне.

- Хорошо, не буду. - Женя взглянула на меня как на чудака, подошла к мокрой одежде, оставленной в углу на полу, сказала: - А это? Надо выгладить...

Потом Женя ушла. Долго ее не было, я устал ждать. Но вот раздались знакомые шаги на каменных ступенях, ведущих к дому. Так звучат только каблуки ее туфель!

Она принесла сметану в бумажном стаканчике, кофейный напиток в бутылке, коробку перепелиных яиц, две булки, пузырек с облепиховым маслом. Все из магазина, кроме облепихового масла. Его она нашла на рынке. Там же усатый брюнет торговал ягодами, желтыми, невзрачными, кислыми. Немедленно Женя заставила меня проглотить две чайные ложки масла и горсть облепиховых ягод. Включила плитку, поставила на нее маленькую сковородку, тоже купленную в магазине, и стала готовить яичницу из перепелиных яиц.

- Облепиха незаменима. Ягоды и масло - лучшее средство для раненых альпинистов. - И я по тону ее голоса не мог догадаться, шутит она или говорит всерьез.

Она хотела кормить меня из ложки. Я воспротивился. Попросил сделать бутерброд. Хлеб я смог кое-как держать обеими руками.

- Я обижусь на тебя, если ты будешь тратить на меня слишком много времени.

- Почему? - спросила Женя.

- Потому что это будет означать, что я потерял не только самостоятельность, но и сообразительность. А такие люди ведь обидчивы.

- Ты прав, - улыбнулась Женя. - Я пойду на пляж, чтобы не досаждать тебе своим вниманием. Приду к обеду.

- К ужину, - уточнил я. - Ведь я не верблюд и к обеду не успею прожевать ягоды и провизию.

- Ягоды оставь на завтра, - сказала Женя. - Это двухдневная порция.

- Ладно. Мне уже лучше.

- До вечера.

- Спасибо.

Так или примерно так прошло четыре дня. А на пятый день я не без удивления обнаружил, что выгляжу вполне нормально, если не считать небольших рубцов и белых следов от ссадин на загорелом моем теле, готовом к солнечным ваннам и купанию. Завтракали в этот день мы на втором этаже ресторана "Хоста", который, как известно, расположен по дороге на северный пляж. Я не удержался, конечно, и заглянул в камеру хранения на вокзале. Там была рабочая обстановка. Никаких следов инопланетян не удалось обнаружить и у старого здания под эстакадой. Окошко было закрыто, и все еще висела знакомая табличка с надписью. И резкая утренняя тень от бетонной эстакады не только закрывала изрядную площадь на земле, но, казалось, парила и над бывшей камерой хранения, укрывая невзрачное строение от любопытных взглядов.

Не люблю хостинский вокзал. Многолюдье в отпуске противопоказано. И все же я несколько раз пытался заглянуть туда... в окошко новой камеры хранения. Незнакомку я, разумеется, не встретил. Зато встретил Женю. Это произошло поздним вечером, и она, как мне показалось, смутилась. Я был смущен не менее.

Что же удалось выяснить? Что там работает отныне мужчина, и он не похож на того типа в очках, которого я приметил в старом помещении, под эстакадой. Работает он там, насколько мне известно, и по сей день. Кажется, камеру хранения позже перевели на старое место. Незнакомка больше не появлялась. С вещами в камере хранения пока не происходило ничего загадочного, голубой комнаты как не бывало.

...Однажды на набережной я засмотрелся на зеленый камень в перстне. Молодая высокая грузинка стояла с подругой в нескольких шагах от меня. Камень на тонкой красивой ее руке живо напомнил о незнакомке, о том, что здесь, в Хосте, - вторая женщина с инопланетным камнем. И я решился, забыв о риске, о страхах... Я потянул Женю. Она освободила свою руку. Я подошел к девушке-грузинке. Мне запомнилось ее имя: Теа. Подруга ее вставила словцо:

- Все же Теа не продавщица ювелирного магазина, чтобы спрашивать у нее о драгоценностях.

- Ну что ты, Нина, - возразила ей Теа. - Если человек хочет узнать, что это за камень, я отвечу. Мой родной дядя Гиви подарил этот перстень мне в день рождения. - И Теа царственно подняла руку и показала мне его, и я убедился, что это не совсем то.

- Камень вам очень идет, - произнес я, памятуя, что Женя, вероятно, наблюдает сценку.