Ларри Нивен - Хроники Известного космоса (сборник)

Сначала нужно кое-что сделать.

Когда охранники ворвутся сюда, у них будет причина, чтобы убить его на месте.

Стенки емкостей были не из стекла, а из особого прозрачного пластика. Чтобы не вызвать при соприкосновении со стенкой защитной реакции у хранящихся внутри бесчисленных человеческих органов, пластик должен обладать уникальными свойствами. Но ни один инженер не задумался над тем, чтобы сделать его еще и ударопрочным!

Пластик разбивался очень легко.

Позднее Лью много размышлял над тем, как ему удалось продержаться так долго. Успокаивающий шепот звукового парализатора пригибал его к полу, и с каждым мгновением тот казался все более мягким и удобным. А стул, которым размахивал Лью, становился все тяжелей. Но пока Лью мог его поднять, он продолжал разбивать емкости. Пол был уже по колено залит питательным раствором, в нем плавали умирающие органы, задевая лодыжки Лью. Он не выполнил и трети работы, когда беззвучная песня излучателей пересилила его.

Он упал.

И после всего этого о разбитых хранилищах для органов никто даже не вспомнил!

Сидя в зале суда и слушая монотонный шум разбирательства, Лью наклонился к уху мистера Брокстона и задал вопрос.

– А зачем вспоминать? – улыбнулся в ответ мистер Брокстон. – Они считают, что у них и так достаточно улик против вас. Вот если вам удастся выйти сухим из воды, тогда вас обвинят в злонамеренном уничтожении ценных медицинских ресурсов. Но они уверены, что вам не уйти от наказания.

– А вы?

– Боюсь, что они правы. Но мы попытаемся что-то сделать. Сейчас Хеннеси начнет зачитывать обвинение. Вы сможете принять оскорбленный и негодующий вид?

– Конечно.

– Хорошо.

Прокурор зачитал обвинение, и его голос, пробивающийся из-под тонких светлых усов, звучал как голос самой судьбы. Уоррен Льюис Ноулз выглядел оскорбленным и негодующим, но на самом деле ничего похожего не чувствовал. Он заслуживал смерти за то, что натворил.

Причиной всему были банки органов. При наличии искусных врачей и достаточного поступления новых материалов в банки органов каждый налогоплательщик мог надеяться прожить неопределенно долго. Кто станет голосовать против вечной жизни? Смертная казнь обеспечивала бессмертие, и присяжные требовали ее за любое преступление.

Льюис Ноулз нанес им тяжелый удар.

– Обвинение может доказать, что Уоррен Льюис Ноулз за последние два года шесть раз преднамеренно проехал на красный свет. За тот же период вышеупомянутый Уоррен Ноулз не меньше десяти раз превышал скорость, причем однажды на целых пятнадцать миль в час. У него всегда была неважная репутация. Мы можем предъявить запись о его аресте в 2082 году за вождение в нетрезвом виде, и тогда он был оправдан только с помощью…

– Протестую!

– Протест принят, адвокат. И поскольку он уже был оправдан, суд должен и сейчас признать его невиновным.

Это всегда был миг – настолько краткий, что его не удавалось измерить, и притом тянувшийся слишком долго. В этот миг казалось, что каждый разум во Вселенной, когда-то существовавший или еще не возникший, обрушивает на тебя свои сильнейшие эмоции.

Потом все закончилось. Звезды снова сменились.

Даже для Кзанола, который был неплохим астрогатором, не имело смысла гадать, где сейчас находится корабль. На скорости 0,93 от световой, скорости, при которой усредненная масса Вселенной становится достаточно большой, чтобы позволить вход в гиперпространство, звезды неузнаваемы. Впереди они сверкают жгучей голубоватой белизной. Позади они тускло-красны, точно россыпь угольков. По сторонам расплющены в крошечные линзы. И поэтому Кзанол посасывал гнал, пока панель корабельного мозга не издала глухой стук, и лишь тогда пошел посмотреть.

Экран бортового мозга показывал: «Новая оценка времени полета до Тринтуна – 1,72 дня».

«Не очень-то удачно», – решил Кзанол.

Он должен был выйти намного ближе к Тринтуну. Но для гиперпространственного корабля время достижения гавани определяется более везением, чем умением. Принцип неопределенности – закон для гиперпространства. Беспокоиться не стоило. Фузор перезарядит батарею только через несколько часов.

Кзанол развернул кресло кругом, чтобы рассмотреть звездную карту на стене. Мерцающая сапфировая булавка, казалось, озаряла всю кабину. Какой-то миг он купался в ее лучах – лучах безграничного богатства. Потом вскочил и начал печатать на панели мозга.

Разумеется, причина для беспокойства была. Возможно, прямо сейчас обладатель такой же карты с булавкой в той же ее точке, где Кзанол водрузил свой сапфировый маркер, спешит подать заявку. Власть над целым миром рабов, причем пожизненная, – законное право Кзанола; но только при условии, что он первым достигнет Тринтуна.

Он напечатал: «Сколько времени будет заряжаться батарея?»

Панель почти сразу стукнула. Но Кзанол не успел получить ответ.

Внезапно сквозь заднее окно хлынул ослепительный свет. Кресло превратилось в кушетку, громко зазвенела музыкальная нота, и навалилась тяжесть. Ужасная тяжесть. Корабль не был рассчитан на столь большое ускорение. Это длилось около пяти секунд. Потом…

Грохот – как будто по кораблю шарахнули створки гигантской свинцовой двери.

Давление ослабло. Кзанол поднялся на ноги и уставился через заднее окно на светящееся облако – раньше оно было фузором. У машины нет сознания, которое можно было бы прочесть. И если машина решила предать тебя, ты нипочем не узнаешь этого заранее.

Панель мозга снова ухнула. Он прочел: «Время для перезарядки батареи…» Далее шел спиральный иероглиф, знак бесконечности.

Прижав лицо к пластине из плавленого алмаза, Кзанол наблюдал, как горящая энергостанция скрывается среди звезд. Мозг, должно быть, сбросил ее в тот момент, когда она стала опасной. Вот почему она летит в полумиле за кораблем: потому что фузоры иногда взрываются. На миг, перед тем как Кзанол окончательно потерял ее из виду, свет снова вспыхнул ярче солнца.

«Бум!» – сказал мозг.

Кзанол прочел: «Новая оценка времени полета до Тринтуна» – и знак спирали.

Ударная волна от удаленного взрыва достигла корабля. Звук напоминал хлопок двери.

Теперь можно не спешить. Кзанол долго стоял перед настенной картой, глазея на сапфировую булавку.

Крошечная звездочка в крошечном самоцвете подмигивала, суля ему два миллиарда рабочих в полностью индустриализованном мире; суля богатство и власть, превосходящие даже то, что было доступно его деду, великому Ракарливу; суля сотни жен и десятки тысяч слуг, которые будут исполнять все его капризы на протяжении долгой праздной жизни. Он ритмично жевал, и пищевые усики по углам рта непроизвольно извивались, точно потревоженные земляные черви. Его сознание было заполнено запоздалыми сожалениями.