Фрэнк Херберт - Дюна. Первая трилогия [litres]

«Мать…» — повторила про себя Джессика. – Да, у нее, конечно, есть право так меня называть, обращаясь с формальным приветствием. Ведь она подарила мне внука».

– Я слышала, из сиетча Коануа прислали в подарок ткани? – сказала она.

– Очень красивые, – кивнула Чани.

– Алия передала для меня что-нибудь?

– Ничего. Но в нашем сиетче теперь все спокойно, и люди понемногу привыкают к ее новому статусу…

«Да что она тянет? – напряженно думала Чани. – Случилось что-то важное – раз уж прислали за мной топтер, дело действительно срочное. А мы тут разводим церемонии…»

– Надо распорядиться часть этой новой ткани пустить на одежду для маленького Лето, – сказала Джессика.

– Как скажешь, о мать моя. – Чани опустила глаза. – Есть ли вести о сражениях?

Она старалась, чтобы лицо оставалось бесстрастным и не выдало Джессике, что на самом-то деле она спрашивает о Муад’Дибе…

– Новые победы, – сообщила Джессика. – А Раббан послал к нам осторожные предложения перемирия. Его гонцы вернулись обратно к хозяину без своей воды… Раббан даже облегчил тяготы для жителей некоторых деревень во впадинах. Но с этим он опоздал – люди поняли, что Раббан пошел на это из страха перед нами.

– Все идет так, как и предсказывал Муад’Диб, – кивнула Чани. Она смотрела в лицо Джессике, пытаясь сдержать страх. « Я назвала его имя, но она никак не отреагировала. Конечно, трудно прочесть эмоции на гладком камне, который она называет лицом… но сейчас оно какое-то совсем уж застывшее. Да что с ней?! Что случилось с моим Усулом?!»

– Ах, сейчас бы вновь оказаться на Юге, – задумчиво сказала Джессика. – Оазисы были так прекрасны, когда мы уезжали… как не мечтать о времени, когда вся земля будет цвести так же!..

– Да, там прекрасно, – согласилась Чани. – Но сколько скорби в этой красоте…

– Скорбь – цена победы, – заметила Джессика.

«Она меня к скорби готовит?!» — спросила себя Чани. Вслух она сказала:

– Так много женщин сейчас живут без мужей. Когда они узнали, что меня вызвали на север, без ревности не обошлось…

– За тобой послала я, – сказал Джессика.

Чани почувствовала, как бешено колотится сердце. Ей хотелось зажать уши руками – так боялась она услышать то, что прозвучит дальше. Все же ей удалось заставить голос звучать ровно:

– Но письмо было подписано «Муад’Диб»…

– Эту подпись поставила я. В присутствии его ближайших сподвижников и помощников. Мера, вызванная необходимостью.

«Она храбрая – женщина моего сына, – подумала Джессика. – Так держится, хотя ей страшно… Да. Похоже, она – именно тот, кто теперь нам нужен».

Действительно, покорность судьбе звучала в голосе Чани почти незаметно, когда она сказала:

– Теперь ты можешь сказать… то, что должна.

– Ну хорошо. Ты мне нужна, чтобы помочь вернуть Пола к жизни! – сказала Джессика, мысленно похвалив себя: « Да, я это сказала именно так, как надо: «вернуть к жизни». Теперь она знает, что Пол жив, но в большой опасности…»

Лишь один миг понадобился Чани, чтобы прийти в себя.

– Что я могу сделать? – спросила она. И хотя на самом деле ей хотелось броситься к Джессике, схватить ее, трясти – «Отведите меня к нему!» – она молча ждала ответа.

– Подозреваю, – проговорила Джессика, – что Харконненам удалось подослать сюда своего агента, чтобы отравить Пола. Иного объяснения я просто не вижу. Причем яд какой-то странный, необычный. Я исследовала его кровь всеми возможными способами, самыми тонкими – и никаких следов отравы!

Чани все-таки не сдержалась и бросилась к Джессике, упала на колени:

– Яд?! Он страдает? Я могу что-то…

– Он без сознания, – ответила та. – Жизненные процессы замедлены настолько, что регистрируются лишь с помощью самой тонкой техники. Я содрогаюсь от одной мысли о том, что его мог бы обнаружить кто-то другой, не я. Не имеющий опыта в подобных делах принял бы его за мертвого…

– Но у тебя наверняка были иные причины помимо простой любезности, – сказала Чани. – Я ведь знаю тебя, Преподобная. Так что, по-твоему, я могу сделать такого, чего не сделать тебе?

« Да, она храбрая, красивая и – ах-х, такая наблюдательная и умная, – подумала Джессика. – Какая бы из нее вышла сестра Бене Гессерит!..»

– Чани, – проговорила Джессика, – может быть, ты мне не поверишь, но я и сама не знаю толком, почему я послала за тобой. Интуиция, если хочешь. Просто вдруг пришло в голову: «Надо послать за Чани…»

В первый раз Чани увидела печаль на лице Джессики, страдание в ее обращенном вглубь взгляде.

– Я сделала всё, что могла, – сказала Джессика. – И это «всё» настолько выходит за пределы того, что обычно понимается под понятием «всё возможное», что тебе и представить трудно было бы. Но… у меня ничего не вышло.

– А этот его старый товарищ, Халлек, – задумчиво сказала Чани, – он не может оказаться предателем?

– Только не Гурни, – отрезала Джессика.

В этих трех словах была целая история. Чани словно сама увидела все размышления, все доводы «за» и «против», все испытания, тесты и проверки, все воспоминания о неудачах в прошлом, которые в конце концов и привели к этому выводу.

Чани рывком поднялась на ноги, выпрямилась, расправила пятнистый походный бурнус.

– Веди меня к нему, – сказала она.

Джессика тоже встала, повернулась и вышла в дверь за занавесями по левую руку.

Чани пошла за ней; они оказались в помещении, некогда использовавшемся как склад. Теперь же каменные стены были скрыты тяжелыми драпировками. Пол лежал у дальней стены на походном матрасе. Прямо над его головой висела в воздухе плавающая лампа, освещавшая лицо; тело было по грудь укрыто черной тканью, руки лежали поверх этого покрывала, вдоль туловища. Обнаженная кожа казалась восковой и какой-то затвердевшей. Он был совершенно неподвижен.

Чани с трудом подавила желание кинуться к нему, упасть на грудь… Вместо этого она вспомнила о своем сыне, о Лето. И поняла, что некогда и Джессика пережила подобный миг – когда ее мужчине угрожала смерть, она должна была думать о спасении сына. Ощутив вдруг, насколько они близки, Чани схватила Преподобную Мать – мать ее Усула – за руку. Джессика в ответ тоже стиснула ее руку – больно…

– Он жив, – проговорила Джессика. – Можешь поверить мне – жив. Но нить его жизни столь тонка, что ее трудно даже заметить. Иные вожди поговаривают даже, что не Преподобная Мать, а просто мать говорит во мне; что сын мой умер уже, а я не хочу отдать его воду племени.

– Как долго он уже… вот так? – выдавила Чани. Она осторожно высвободила свое запястье из рук Джессики и сделала несколько шагов вперед.

– Три недели. – Голос Джессики звучал безжизненно. – Почти неделю я пыталась вернуть его к жизни. Встречи, обсуждения, совещания – наконец, я решилась вызвать тебя. К счастью, федайкины мне подчиняются, не то я не могла бы отсрочить… – Джессика провела языком по пересохшим губам, глядя, как Чани подходит к Полу.