Мерседес Лэки - Сага о живых кораблях [трилогия]

— Психологи убеждали нас, что тебя надо попытаться отвлечь и успокоить, но... Тия, мы считаем тебя довольно необычной девочкой. Нам кажется, что ты предпочла бы узнать всю правду. Это так?

Хочет ли она этого? Или лучше сделать вид, что...

Но это тебе не игра в раскопки. Если сделать вид сейчас, тем страшнее будет, когда ей наконец скажут правду, если правда окажется ужасной.

— Д-да, — медленно ответила она. — Пожалуйста...

— Мы этого не знаем, — сказала ей Анна. — Мы сами хотели бы это выяснить. В твоей крови мы ничего не нашли, нарушения в нервной системе мы все еще ищем. Но... Мы предполагаем, что ты заразилась каким-то микробом или, быть может, протовирусом. Но мы не знаем этого наверняка, вот в чем дело. И пока мы этого не узнаем, мы не поймем, сможем ли мы тебя вылечить.

Не «когда мы сможем». А «сможем ли».

При мысли, что она может навсегда остаться такой, как сейчас, Тия похолодела.

— Твои родители тоже в изоляторе, — поспешно добавил Кенни. — Но они стопроцентно здоровы. С ними все в порядке. Это еще больше осложняет нашу задачу.

— Кажется, я понимаю... — отозвалась девочка слабым, дрожащим голоском. Она набралась смелости и спросила: — И что, мне становится все хуже?

Анна замерла на месте. Лицо Кенни потемнело, он снова закусил губу.

— Ну... — тихо сказал он. — Да. Мы думаем о том, как вернуть тебе способность передвигаться. Возможно, придется подумать и об обеспечении жизнедеятельности. О чем-то куда более серьезном, чем мое кресло. Тия, я хотел бы сообщить тебе более приятные новости, но...

— Ничего, ничего, — сказала девочка, которой не хотелось расстраивать Кенни. — Все равно, лучше знать.

Анна наклонилась к ней и прошептала в микрофон скафандра:

— Тия, если ты боишься заплакать, то не бойся, поплачь. В твоем положении я бы тоже плакала. И если хочешь побыть одна, так и скажи нам, хорошо?

— Х-хорошо... — еле слышно ответила Тия. — Можно... Можно, я немного побуду одна?

— Конечно.

Анна перестала делать вид, что возится с приборами, и коротко кивнула в сторону голограммы. Кенни поднял руку, помахал Тии, и голоэкран погас. Секундой спустя Анна тоже вышла через дверцу, в которой Тия наконец опознала вход дезинфекционного шлюза. И девочка осталась наедине с шипящими и гудящими приборами и Тедом.

Она проглотила ком, стоявший в горле, и принялась размышлять о том, что ей сказали.

Лучше ей не становится, ей становится все хуже. И врачи не понимают, в чем дело. Это минус. Но, с другой стороны, с папой и мамой все в порядке, и врачи не говорили, чтобы она ни на что не надеялась. Это плюс.

Значит, можно рассчитывать, что они все-таки найдут способ ее вылечить.

Девочка прокашлялась.

— Алло! — сказала она.

Как она и рассчитывала, в комнате присутствовал искусственный интеллект, наблюдающий за всем происходящим.

— Алло, — откликнулся он странным, безупречно ровным голосом, каким может говорить только ИИ. — Чего ты хочешь?

— Я хотела бы посмотреть фильм. Исторический, — добавила она, поразмыслив. — Есть такой фильм про египетскую царицу Хатшепсут. Он, кажется, называется «Феникс Ра». Он у вас есть?

Дома этот фильм входил в список запрещенных, и Тия знала почему. Там были довольно откровенные сцены с царицей и ее архитектором. Однако Тии очень нравилась единственная женщина, которая решилась объявить себя фараоном, и она решительно не понимала, отчего ей не разрешают смотреть этот фильм из-за каких-то там постельных сцен.

— Да, — ответил ИИ секунду спустя, — этот фильм имеется в моем распоряжении. Ты хочешь посмотреть его прямо сейчас?

Значит, ее доступ к просмотру ничем не ограничен!

— Да, — ответила Тия и, торопясь воспользоваться открывшимися возможностями, добавила: — А после этого я хотела бы посмотреть трилогию об Атоне, про Эхнатона и еретиков: «Восход Атона», «Атон в зените» и «Закат Атона».

В этих фильмах постельных сцен было еще больше; Тия как-то раз слышала, как ее мать говорила, что в этой трилогии достаточно откровенно воплощены некоторые теории, объясняющие отдельные находки, которые совершенно невозможно объяснить другим способом, но в некоторых культурах эти фильмы из-за этого непременно бы запретили. Брэддон же в ответ хихикнул и заметил, что для этого достаточно было бы одних костюмов — точнее, их отсутствия, — хотя они воспроизведены совершенно точно. Ну ничего. Тия полагала, что она это все переживет. А если эти фильмы действительно такие ужасные, тем лучше — это поможет ей отвлечься от ее собственных проблем.

— Хорошо, — любезно ответил ИИ. — Начинать?

— Ага, — сказала девочка и снова потерлась щекой о мягкий мех Теда. — Пожалуйста.

Пота и Брэддон смотрели на дочь с застывшими лицами. Тия была убеждена, что эти каменные маски скрывают целую бурю эмоций, которые родители просто не хотят проявлять при ней. Девочка глубоко вздохнула, приказала:

— Кресло вперед, пять футов! — и ее мотоколяска подъехала и остановилась вплотную к родителям.

— Ну вот, теперь я, по крайней мере, могу всюду ездить! — сказала Тия, надеясь, что ее голос звучит достаточно жизнерадостно. — А то я так устала лежать в одних и тех же четырех стенах!

Чем бы она ни болела — в последнее время Тия все чаще слышала от врачей слова «протовирус» и «дистрофический склероз», — медики решили, что ее болезнь незаразна. Они выпустили Поту с Брэддоном из изолятора и перевели Тию в другую палату, дверь которой выходила прямо в коридор. Не то чтобы для девочки это имело большое значение — разве что Анне теперь не приходилось надевать скафандр и входить через дезшлюз. Да еще Кенни посетил ее собственной персоной. Однако четыре белых стены оставались четырьмя белыми стенами. Палаты были совершенно безликими.

Однако Тия не решалась попросить, чтобы сюда принесли какие-нибудь вещи, от которых в палате могло бы стать веселее. Она боялась, что если она начнет себя чувствовать в палате уютнее, то приживется здесь и так и останется. Навсегда.

Онемение и паралич охватывали теперь почти все ее тело, за исключением лицевых мышц. Дойдя до лица, болезнь остановилась. Так же необъяснимо, как и началась.

Тию усадили на мотоколяску, предназначенную для полностью парализованных людей. Коляска была такая же, как у Кенни, за исключением того, что управлялась она голосовыми командами и движениями языка и глаз. Голосовая команда приводила коляску в движение, а направление взгляда показывало, куда надо двигаться. Коляска была снабжена также механическими «руками», способными совершать ограниченный набор движений, соответствующий определенным командам. Любую команду следовало предварять словом «кресло» или «рука». Неуклюжая система, но это был максимум того, чего можно было добиться, не подсоединяя электрические цепи напрямую к нервным окончаниям, как у капсульников.