Питер Гамильтон - Звёздная дорога

– Может, – с торжеством сказал Вермекия.

– Но… выходит, она один-в-десять.

– Ага. Именно так.

– Мы не знали, – проговорил Вэнс.

Зародышевая обработка один-в-десять – во время которой с ДНК оплодотворенной яйцеклетки производились манипуляции, позволявшие стареть на один биологический год за каждые десять календарных, – даже сейчас была редкостью, не говоря уже о… ну, 2103-м, если судить по её свидетельству о рождении. Им даже в голову не пришло проверить, ведь это не имело отношения к расследованию, и она выглядела на восемнадцать лет.

Он в ужасе уставился на Вермекию.

– Как же мы могли такое упустить?

– Это имеет значение?

– Ещё какое! Это было частью калибровки.

– То есть подготовки к расследованию?

– В её досье было сказано, что ей восемнадцать, и она это подтвердила. Все не так. Мы попросили её подтвердить все, что было в личном деле…

– Но само дело так и не проверили?

– Оно пришло прямиком из Министерства юстиции. Мы предположили, что с ним все в порядке.

– Ага, понятно. Вот и твоя первая ошибка. Правительственный файл. Они сами признаются, что до двадцати пяти процентов всей информации в официальных банках данных – полная чепуха. Лично я был бы счастлив, окажись её там так мало.

– Пропади оно все пропадом! Она могла солгать о чем угодно. Или нет, вообще-то не во время последнего допроса. В тот раз она все же была честна. Если только не бредила.

– Хорошо. Предположим, последний способ допроса, который вы к ней применили, дал достоверные данные. Но начинать следует с того, почему она лгала про свой возраст и все прочее в личном деле?

– Понятия не имею. Черт возьми, последствия… Господи боже, что ещё мы прошляпили?

Вермекия сделал красноречивый жест, словно желая объять весь мир.

– Судя по тому, что я вижу, – гребаную правду.

Колонна из пяти автомобилей свернула на Паркхёрст-роуд. Тюрьма Холловей показалась справа – плотный комплекс бетонных зданий утилитарного вида, с большими решетчатыми металлическими воротами, которые уже открывались, чтобы впустить машины на парковку. Новейшую версию тюрьмы воздвигли в 2099 году, собрали на месте из составных частей при помощи кранов и автоматов, с минимальным участием или управлением со стороны людей. Комнаты и коридоры были заранее оборудованы системами, проводкой и трубами на кибернетической фабрике, которая занималась их массовым производством по правительственным стандартам; помещения были покрашены и покрыты плиткой согласно требованиям. Чтобы завершить сборку и получить законченное здание, требовалось лишь соединить провода и состыковать трубы. Так было в теории, которая не очень-то объясняла, почему строительство превысило бюджет на восемьсот миллионов евро и новое открытие тюрьмы для приема заключённых состоялось в 2106-м, на семь лет позже положенного срока.

С того момента как Европейское транскосмическое бюро (ЕТБ) открыло портал на Минису в 2050 году (поначалу его подкрепляли пакеты субсидий для переселенцев, а потом – политика «иммиграции возможностей», в рамках которой из Гранд-Европы в новые земли вывозили хронических безработных вместе с мелкими правонарушителями), стоял вопрос о том, нужны ли тюрьмы в родном мире человечества. Просто сажать преступников под замок давно вышло из моды, и социально благоприятный тренд усиливался возможностью без церемоний выкинуть их за несколько световых лет от места преступления – туда, где они физически не могли нарушить закон повторно, большей частью потому, что оказывались посреди дикой местности с гектаром земли, палаткой, мешком посевного зёрна, коробкой с инструментами и исчезающим облаком пыли, которое оставил после себя автобус Службы переселения, укативший прочь, чтобы выкинуть следующее нежелательное лицо на участке истощённой земли через километр по равнинам.

И всё-таки некоторые люди, невзирая на усилия психиатров, лекарства, социальных работников, специализированные образовательные программы и старых добрых жестоких охранников, попросту не годились для того, чтобы выпустить их на свободу, – и не важно, сколько световых лет отделяло бы их от испуганных налогоплательщиков. Для по-настоящему опасных – психопатов, серийных убийц и педофилов, упрямых фанатиков и попросту злых людей – тюрьмы оставались единственным решением. Во всех подобных случаях заключение было пожизненным. И в 2143 году «пожизненное» на самом деле означало «пока не умрешь».

Тюрьма Холловей предназначалась для женщин-заключённых и была единственной в том регионе Гранд-Европы, который представляло собой Соединенное Королевство. Её непритязательный внешний вид и смартпылевые метки свидетельствовали, что покинуть эти стены заключённые смогут лишь в виде кучки пепла. Чтобы усилить это впечатление, к госпитальному отделению пристроили собственный крематорий.

Жизнь внутри протекала по распорядку. Для любой деятельности устанавливался временной промежуток, и для всего существовали строгие правила. Это помогало тюремщикам организовывать жизнь настолько гладко, насколько это возможно, когда содержишь в заключении людей, которые наслаждались чужой болью и страданиями, во многих случаях вредя и самим себе.

Правила знали все. Назубок. И соблюдали их с одержимостью. Они зависели от правил так сильно, что это граничило с психическим расстройством. Правила были напряжением, пронизывавшим всю структуру и позволявшим ей функционировать каждый день. Даже незначительное отклонение проявляло себя в виде подсознательной дрожи, что прокатывалась по пастельно-зелёным коридорам, камерам с плакатами и мастерским, где царил девятнадцатый век.

В два часа начальница тюрьмы вошла в свой кабинет, предоставлявший жалкое подобие уединения, чтобы принять весьма необычный звонок. Когда она вызвала к себе троих старших заместителей, чтобы проинструктировать их, за пределами управленческого блока это произвело такой же эффект, как в стае волков, когда они поднимают носы к полной луне, чуя кровь раненой жертвы.

Что-то произошло. Что-то новое. Что-то необычное. Ощущение с воем пронеслось через соединенные друг с другом блоки, вызвав острые пики и падения в потоке напряжения. Агрессия – вечный близнец неуверенности на охраняемых объектах – начала проявлять себя. Случились стычки, споры, попытки применить насилие к персоналу. Игра в гандбол во дворе была остановлена после второго сломанного носа.

В три часа начальница приказала вернуть всех в камеры, чтобы охладились. Правила были нарушены грубейшим образом. Каждое крыло дрожало от нестройного хора, который пел непристойные песни и выкрикивал смертельные угрозы. Сама начальница во главе пяти надзирателей прошла через блок «J» под дождём из множества разнообразных предметов, которые швыряли через зарешеченные оконца на каждой двери. На непристойности она уже и внимания не обращала. Это был почти ритуал. Всем хотелось лишь одного: узнать, что за хрень происходит. Когда начальница удалялась из поля зрения, заключённые прижимались к зарешеченным оконцам и с нетерпением пытались высмотреть, что делается снаружи.