Андрей Никитин - Поглотитель

– Что за хрень? – донеслось до Лыскова. После этих слов послышался стук упавшего стула. Через стекло он увидел что-то чёрное в помещении. Возле турникета тоже стала заметна тёмная клякса, из-под крыши вылезли кусочки черноты, словно прошёл нефтяной дождь и капли жидкости стекали с крыши. Всё случилось слишком быстро, Николай сделал два выстрела в чёрный гриб, поглотивший здание. Послышался треск разбивающегося стекла, осколки рассыпались по полу. Пятно не перестало разрастаться. Он побежал обратно в контейнер. Он боялся оглянуться.

Что делать? Что делать?

Николай посмотрел на руку с пистолетом, она тряслась. Николай нервничал, от напряжения сел на стул, телефон всё ещё звонил. Николай считал секунды.

Один, два, три.

Тень закрыла контейнер, отсекая солнечный свет, будто резко наступил вечер. Из-под двери стала пробираться темнота, словно угарный газ во время пожара. Даже сейчас, так близко, он не чувствовал никакого запаха. Чернота уже внутри контейнера, Николай приставил пистолет к голове.

Давай! Попробуй взять меня, хрена с два. Никто за всю жизнь меня не ломал!

В момент, когда чёрное вещество прикоснулось к его ноге, Николай зажмурил глаза и выстрелил.

Прошло меньше суток и на орбитальной станции три человека наблюдали в иллюминатор, как голубая планета превратилась в чёрную сферу.

– Земля перестала отвечать, Степан Николаевич, – сказал молодой человек в спортивном герметичном костюме с двумя продольными жёлтыми полосками. Он парил у приборов, на шее болтались бесполезные теперь наушники.

– Я не думаю, что земля ответит, – сказал Степан и похлопал по плечу стоявшего рядом друга, Петра. Тот потерял дар речи и глядел на Степана с удивлением. Через два дня Петр умер от инсульта. Ещё через три дня стало плохо самому Степану. Он перестал есть, избегал иллюминатора, чтоб избавить глаза от кошмара. Вскоре он перестал говорить, а затем и дышать. Молодой человек спортивного телосложения выкинул двоих товарищей в грузовое помещение. Он остался один на станции. Никогда ему не было так страшно. Часами он просиживал у иллюминатора и глядел на чёрную сферу, которая раньше была его родной голубой планетой, где его ждала любимая жена и дочь. Он кусал себе пальцы иногда до крови, которая фонтаном разлеталась в разные стороны, скрепившись в маленькие шарики. Он мало спал, волосы стали белыми. Три дня спустя из иллюминатора его поманил Степан. Лицо у Степана было чёрным.

Это от переохлаждения, – подумал парень.

Его надо впустить, скорее!

Он открыл люк, забыв надеть костюм, и вылетел в открытый космос как пробка от шампанского.

Некоторое время назад.

Галмор прошёл в дом. Шум ветра и удары песчинок стали тут приглушенней, но теперь можно не прятать глаза под накидкой. За ним закрыл дверь сын. Двое Галсановцев предусмотрительно оставили их наедине. Деревянное сооружение построенное на скорую руку для дежуривших у портала, обветшало под действием ветров. Галмор посмотрел в висевшее на стене зеркало: лицо без носа, вместо ушей жабры, кожа зелёная как у лягушки.

– Мы не были такими раньше, – сказал печально отец сыну, – наши лица поменялись со временем. Немало помог и климат. Конечно, я не был свидетелем этого, но так мне говорили.

Он сел на стул у стены, почесал покрасневшие уставшие глаза.

– Расскажи мне про Поглотитель папа, – сказал Гаинг. Отец посмотрел на сына. Он ожидал этого вопроса. Странно было бы, если бы сын не задал его.

– Это началось давно, когда жизнь была безоблачной. Когда ручьи текли по всей планете, и не было недостатка в воде. Ещё до того как необходимость в запахе отпала и у нас были носы, а Глория светила не так ярко. В те времена мы летали на другие планеты, наши технологии не знали границ. Цивилизация жила в своё удовольствие, не боясь ничего и никого. Развитие было высоким, и мы ударились в науку. Смеси различных элементов и другие научные эксперименты. Ты знаешь, что такое свет?

Гаинг кивнул.

– Было время, что нам он был очень нужен. Мы хотели изобрести источник света, не требующий зарядки. Свет, который мог бы светить в самых тёмных и далёких местах вселенной по нашей прихоти. Мы хотели использовать массу фотона для изобретения вечного источника света. Всё что имеет массу можно притянуть. Минерал, который мы изобрели, слава святой Глории не на нашей планете, притягивает свет. Мы назвали его Поглотитель. По задумке он должен был поглощать столько света, что в сфере, размером с орех, могла накопиться энергия звезды. Но всё пошло не так. Он притягивает свет настолько сильно, что переставал пропускать его сквозь уже притянутые частицы. Достаточно одной частички и собираясь вместе эти маленькие песчинки распространяются во внешней среде. Никакого вреда они не приносят, ты ничего не чувствуешь: ни боли ни запаха ни давления. Просто наступает темнота и всё. Это и случилось с соседней планетой, на которой находилась лаборатория. Она превратилась в чёрный мяч, каким ты в детстве играл с ребятами.

– И его никак нельзя уничтожить?

– У этого вещества есть одно единственное слабое место. Оно должно взаимодействовать. По большому счёту оно не поглощает свет, а лишь задерживает его не давая пройти. В вакууме оно растворяется, как и любой газ, равномерно распределяясь по всему космическому пространству.

– А как оно может появится у нас?

– Дело в том, что оно не исчезает. Оно может осесть где-то как ил в стоячей реке и лежать веками, дожидаясь пока какой-нибудь неосторожный газ не попадёт на него. Малейшее касание и вся атмосфера вскоре перестанет пропускать свет. Как это случилось с Галесом, нашей научной планетой.

Они помолчали. Гаинг не знал, как задать волнующий вопрос, но, погодя решился.

– Папа, ты сегодня умрёшь?

– Да. Но это не так уж плохо, сынок. Не надо воспринимать это как что-то непреодолимое. Смерть приходит всегда, но мы выбираем как и когда. Посмотри на этот мир, Гаинг. Что ты видишь? Для чего ты тут? Мы убиваем животных, рубим деревья, загрязняем планету. И для чего? Чтоб просто существовать? Мы опустились слишком низко, сынок. Любой Галсановец свободен, может жить в своё удовольствие. А что делать другим животным, которых осталось мало? Они не могут прокормить себя, они не могут спасти себя. Они боятся, что их убьют. Я не хочу нарушать нашу клятву, мы всегда будем помогать выживать любому нуждающемуся существу. Им надо есть и едят они мясо.

– Ты принесёшь себя в жертву, папа?

– Нет. Это не жертва. Это минимальное, что я могу сделать, чтоб хоть как-нибудь компенсировать изобретение, сгубившее целую планету. А может и не одну. Мы изобрели зло, теперь надо всю оставшуюся жизнь творить добро. Это у нас в крови.