Unknown - Венок Альянса (СИ)

– Как ни прискорбно, он прав, - Раула закончила начищать длинный кинжал, презентованный бреммейрами, и вставила его в ножны на поясе рядом с чехлом денн-бока, - я, пока мы сюда добирались, посмотрела на всё это… Рейнджер, конечно, лезть в чужие дела не должен. Но ведь и отступать перед несправедливостью не должен. Так что считайте, что призыв о помощи – он был. Вот они просят. А их, ни много ни мало, только в этом лагере тысяч двести. А лагерь такой не один… Да дело не в том, что мы в чужое дело лезем… Это теперь и наше дело. Мы в одной лодке, так что уж постараемся выплыть.

– Что ни говори, а девчонка в переплёт из-за доброты своей попала. Вот было б ей плевать на этих бреммейров, а то нет же, до дому повезла…

Алан, обернувшись, подал знак товарищам – «опасности нет». Первым, перепрыгивая широкие прибрежные лужи и лохматые кочки, подбежал Ромм, за ним – Савалтали.

– Что там? Кто это такие? Почему они не выходят?

– Местные… Нет, угрозы как будто нет, ни в ком. Страх, любопытство… Страх не сильный – страха у них много было, и мы пугаем не так уж сильно… Они… живут здесь, кажется, как ссыльнопоселенцы, работают… Там, в тех горах – добыча руды… Я видел немного в их мыслях, как их сюда привезли, из-за моря, вопрос, прислал ли нас Бул-Була зачем-то или, как их, сослал…

Сонара оглянулся. Из-за камней и кустов метрах в пяти-семи от них выглядывали головы бреммейров, одетых, насколько он успел заметить, в какие-то одинаковые тёмные халаты.

– У них тут… трудовой лагерь, вроде как. Работают много, с небольшими перерывами на сон… Очень тяжёлая работа, шахты очень вредные, там страшно… Много умирает, но регулярно привозят новых… Они думают, что, конечно, их надзиратели устроят им мало хорошего за отрыв от работы, но им почти всё равно… Они думают, что вряд ли встреча с нами им опаснее, чем надзиратели…

Харроу почесал затылок.

– С ними можно как-то поговорить? Кто-то тут знает язык? Лорканский, хотя бы? Ну, или какой-то другой, какой и мы бы знали? Можно их как-то… спросить?

Из-за ближайшего камня, осмелев, выбрался, хромая, один из рабочих, залопотал что-то на местном.

– Я не уверен, но… Кажется, здесь только простые рабочие, которые языков не знают, всех, кто знает что-то, предпочитают держать там, на том материке.

– Отлично… Мы находимся в какой-то глуши, языка аборигенов не знаем, связи нет, на борту раненые… Как говорится, хорошо неделя начинается…

– Вот, - Гелен вручил Шайу-Лыкыс прибор, напоминающий мини-гибрид компьютера и старинного, с антикварных открыток, телефона, - я сумел сделать десять таких, одиннадцатый останется у нас. Вот тут инструкция на вашем языке, размножьте её, желательно, чтоб на один прибор приходилось несколько экземпляров, везите их отдельно от самих приборов – если попадётесь, то не вместе, и не дадите врагу слишком много лишних для него возможностей… Распространите их по важнейшим центрам, как сами сообразите, там уж, с более мелкими отрядами они сами придумают, как связаться… Берегите их, очень берегите – это ваше будущее. К тому времени, как вы довезёте до нового места последний из них – Сопротивление больше не будет Восточным, или Северным, или Центральным. Оно станет единым.

Шайу-Лыкыс почтительно склонил голову, затем принялся бережно, как святыню, укладывать приборы в специально подготовленные мягко выстланные ящички. Подошёл Андрес.

– Они действительно будут работать?

– За качество видеосигнала не отвечаю, проверку я проводил на недостаточной глубине в сравнении с тем, какая она может быть в других подземных городах… Но звук должен идти хорошо. Теперь, по крайней мере, мы будем в курсе новостей в реальном времени, а не по донесениям трёхдневной давности.

Андрес жадно потёр ладони.

– Хорошо бы… Хотелось бы, вообще, результативных действий каких-то…

– Ты, я вижу, вообще в свою стихию попал.

– Не спорю. Давно уже всё не было так… Чёрт, круто, правильно! Есть враг, которого нужно раздавить, как гадину, есть невинные, которых нужно защитить…

– Переквалификация из террориста в революционера – действительно подарок судьбы.

Человек с некоторым трудом взгромоздил на стол тяжеленную Уку-Та – трофейную пушку, которую он в последние дни дорабатывал, стремясь довести её мощность до предполагаемой проектной.

– Нет никакой переквалификации, я никакого противоречия не вижу. Ты видишь – твои проблемы. Мне до тебя, в общем-то, говорили – мол, грязные методы никого не красят, мол, у терроризма нет будущего… У терроризма всегда будет будущее! Пока у людей есть близкие, которые могут попасть под удар, пока есть то, что нужно защитить всеми силами… И пока для того, чтоб привлечь внимание, заставить услышать свой голос, нужно ударить, вот так, побольнее ударить, почувствительнее… Чтоб не по морде даже, а… Чтоб спросить: «Больно? А вот нам тоже, не думал?». Телепатов кто только не осуждал за эту войну – мол, как так можно, мол, сколько невинных погибло, как же можно на крови, на руинах строить? На них только и строится, к сожалению. Люди хотят, чтоб их не касалось. Чтоб они могли мирно жить себе, пока рядом кто-то страдает. Не выйдет! Пока что-то не рванёт, пока не прольётся кровь – они не поймут, что всё серьёзно, пока конфликт не перейдёт в насильственную фазу – призывы на них, увы, не действуют, надо, чтоб их собственной задницы тоже коснулось. Почему мы победили, почему Корпус упразднили? Потому что нас пожалели, что ли? Ну, кто и пожалел, кто и проникся… С нами вместе и нормалы сражались, и не только те, у кого родственники телепаты были, а просто кто решил, что дело наше правое, это тоже о чём-то говорит… Просто поняли, что когда так орут, так бьют – уже уши не закроешь, не заслонишься, не сделаешь вид, что как-нибудь потом. Лита, она понимала, что иначе нельзя. Ждать – это до морковкина заговенья можно. Совесть может проснуться тогда, когда она есть. А бессовестной сволочи надо по морде дать, и лучше с ноги – и иначе никак, хоть с Корпусом, хоть до этого с Кларком, хоть теперь с этим Бул-Булой и его прихехешниками.

– Но есть ведь и другой путь, Андрес. Ты знаешь, - по выражению лица Гелена трудно было понять, зачем он завёл этот разговор, а лезть ему в голову Андрес давно перестал пытаться.

– Знаю. Думаешь, не знал? Но мучениками не все хотят быть. Не все могут. Байрон – он вообще не для этой жизни был… Не для тогда. Сейчас вот – его слышат. А тогда – хочешь мира, ну хоти дальше. С такими так всегда. Христа сначала распяли, потом обожествили, правда, тоже чёрте что вышло… Может быть, будь у Христа своя Лита – не так бы всё было… Людям сначала нужно принести боль, боль показывает серьёзность… Сначала отмудохать, связать – а потом уж проповеди читать, да. Каждому свой путь, оба пути нужны. А потом уж пусть нас ненавидят, пусть клеймят, пусть счета кровавые выставляют… Мы это стерпим, мы ответим, мы примем. Так надо, кто-то должен.