Unknown - Венок Альянса (СИ)

– По родной земле не идут - летят! Вот здесь, в Акштемеш, я жил. Там сейчас генерал Выр-Гыйын. Может быть, в моём доме. Какой красивый у меня дом! С самым красивым садом в городе…

Выр-Гыйын… Виргиния. Алан улыбнулся, вспомнив, как командир Наымтая с гордостью показал им послание от генерала - приветствие очередному свободному городу. Хоть бы слово, конечно, он понимал в бреммейрских значках, но это было дело уже десятое. Как он в обморок-то не упал, бросив взгляд на личную печать генерала…

Андо шёл чуть впереди от остальных. Слипшиеся, смёрзшиеся волосы облепляли ввалившиеся щёки, его всё ещё шатало из стороны в сторону, руки безвольными плетями висели вдоль тела. Сгущающиеся сумерки обманывали зрение, в особо тёмных уголках возникали призраки прошлого. Вот лицо Ну’Ран, серьёзное и строгое лицо учителя нарнской военной школы. Она смотрит почти осуждающе, потому что Андо проиграл на поединке. Вот лицо Г’Кара, с грустью взирает на него из холода космоса, он дарит Андо последний взгляд, прежде чем навсегда покинуть его. Вот лица телепатов Ледяного города, одно за другим встающих из мрака, тянущих к нему руки в безмолвном абсолютном принятии. Вот Адриана, её последний, горячий взгляд, когда всё вокруг растворяется в кровавом мареве, во вспышках пулеметной очереди, и она тает на его глазах, растворяется, улыбаясь до самого последнего мига. Вот Рикардо, осторожно касающийся его лица, снимающий жар болезни, добродушное лицо К’Лана, улыбающееся ему сквозь подкатившие к глазам слёзы, фриди Алион, складывающий руки в традиционном приветственном жесте, заплаканное лицо Офелии, встревоженное лицо Дэвида. И совершенно естественным было то, что из наступающей темноты к нему шагнула Лита, тоже протягивая ему руку, смотря в его глаза. Она знает, что такое потеря, она понимает его, она смотрит на него теми же самыми глазами, которыми смотрела тогда, когда Байрон попросил её не оборачиваться. Сейчас Андо был её копией, её подобием, тень Литы даже двигалась точно так же, как и он сам, словно разбитая, переломленная в нескольких местах шарнирная кукла. «Тебе было так же больно?» Глупый вопрос глупого ребёнка. Лицо Литы подёрнула рябь, тень всколыхнулась и растаяла. Кто-то тронул Андо за плечо, а затем перехватил его руку, переплетая их пальцы.

– Это нормально, что я не могу поверить, не могу осознать, - остановившись произнес рыжий телепат, - Я буду делать то, что должен, буду делать это снова и снова, пока буду нужен. Но сейчас… Сейчас единственное, что я ощущаю - это пустота внутри. Её так много, как может быть так много пустоты? Внутри словно пробили огромную дыру. Я потерял Литу, потерял Байрона, потерял Г’Кара, Рикардо, а теперь еще и Джона… Все потери имели смысл… Все до единой, и я не должен думать, что я какой-то особенный, чтобы ради меня они сделали хоть что-то, хоть какой-то шаг, чтобы жить. Но Джон… Я не знаю, каких из богов мне нужно было умолять помочь мне. Может быть, я был недостаточно верующим, может быть, мой голос просто не стоит того, чтобы его слушать… Я молился мёртвому богу… Но ушедшие, совсем, навсегда исчезнувшие из нашего мира не отвечают на молитвы…

– Верить в силу молитвы могут те, кому ещё есть, на что надеяться. Нам - не на что. Мы остались посреди снежной пустыни, посреди войны, посреди чужого сектора космоса, и у нас один шанс из тысячи - выжить, выбраться, вернуться. Даже не знаю, стоит ли нам хвататься за этот шанс. Но если мы выжили там, в море - наверное, мы не можем просто упасть в этот снег и ждать, когда метель скроет всякую память о том, что мы были… Моя пустота другая, чем твоя. Пустота вместо тех слов, которые я должен сказать тебе, но их нет. Я не переживал ничего подобного, такой потери, такой тоски, боли… Я говорил тебе - бог должен услышать твою молитву, я говорил тебе - ты живой, ты имеешь право на счастье. А что я могу сказать тебе сейчас? Только то, что цель наша теперь так близка, та цель, которая привела нас сюда… Виргиния. Всего три мёртвых города отделяют нас от неё. Да, это не означает даже спасения с этой планеты, и тем более ни капли не осушает той боли, в которой тонешь ты теперь… Но это означает, что всё не зря, понимаешь? Мы сделали уже столько невозможного…

Снова ночь ощерилась чёрными изломанными зубами обгоревших домов. Ветер гулял из окна в окно, стёкол давно нет, снег лежит на подоконниках, дикие животные встревоженно поднимают головы, заслышав шаги и речь разумных. С весны тут никто не жил. И не понять, проходили ли здесь войска, всё занесло снегом, снег занесёт и их следы… В мёртвом городе застал их рассвет, и было решено, хоть снег и стих, не искушать судьбу, дать отдых усталым ногам и отогреться.

– Хоть один добрый, живой огонь разведём здесь. Ненадолго, естественно, но как обещание… Вернутся жители - кто живы, конечно… Ох, не для всех домов теперь найдутся жители! Ох, сколько домов осиротело! Сколько костей поглотили болота Второй земли, сколько поглотило море…

Засыпали под горестный шёпот заброшенного, неухоженного сада, повторявшего, верно, всё то же - не вернутся, не вернутся… Первым из всех Бул-Була сосчитал, сколько подданных в его владении - так много, оказалось, три миллиарда… Конечно, думали тогда многие, что ж ему, да и малым правителям до него, было жалеть, если тысячи-другой не станет - убыли-то и не заметно особо. Но иномирцев ведь, говорят, кого 5, а кого и 10 миллиардов - где-то помещаются все…

– Я рождён оружием огромной, разрушительной силы. Оружием, уже не нужным ни для чего, просто след тысячелетней, законченной наконец войны. Лита оставила мне всё, что могла, все программы, все способности. Кроме одного, самого главного ответа - как остановить смерть… И никто в этой вселенной не может дать мне этот ответ. Они не боги, они просто свет… Просто свет. А бога, который слышал бы молитвы и исполнял самое сильное, самое заветное желание, в этом мире нет.

– Те, кого мы любим, всегда уходят слишком рано. Это Джек сказал, о своей матери… Разве даже тысяча лет будет - мало? Виргиния говорила, последние месяцы жизни его отца были мукой для всей семьи. Он не хотел провести их в больнице, и дома пахло лекарствами, стояли стойки капельниц, и мать просыпалась от каждого его стона. Его смерть была освобождением, для него и семьи - ведь надежды на выздоровлением не могло быть… И всё же в день, когда Виргиния узнала, что отец умер… Даже зная, что это произойдёт со дня на день, не легче потом - солнце сменяет луну, а запах лекарств ещё держится, стоит эта капельница, которую так никто и не убрал, и всякие его вещи, которые он больше не попросит принести, и никаких стонов по ночам, этого человека больше нет, совсем, навсегда нет, никогда уже не будет…

– Хорошо, что я вижу сейчас вокруг - Бриму. Чужой, странный мир, как сон. Я не смог бы знать, как хрустальный замок, где ещё отражается от стен его дыхание, остался стоять, не разлетелся на тысячу осколков…