Unknown - Венок Альянса (СИ)

Винтари не брался, конечно, предсказывать свою дальнейшую жизнь на много лет вперёд. Но именно сейчас, он точно знал, ему необходимо быть здесь. Чтоб дать себе сполна насладиться этими новыми для себя чувствами, этим тайным счастьем обретения. Если прямо сейчас лишить его этого – он будет чувствовать себя обкраденным всю оставшуюся жизнь.

Его взгляд натолкнулся на мягкую тонкую травку с бледными цветочками, пробивающуюся между плит у подножия беседки.

– Дэвид, скажите… что это?

– Удивлён, что вы спрашиваете у меня об этом, принц. Ведь это растение с Центавра. Неприхотливый достаточно распространённый сорняк, обычно растущий в тени более крупных сородичей. Его семена попали к нам вместе с семенами клумбовых люрий, по всей видимости, у них очень мелкие семена… Нам пришлось покопаться в справочниках, чтобы определить, что это. Это же лотракса.

Винтари кивнул. Лотракса, да. Обычно это растение просто не замечают – его стебли не видны под раскидистыми ветвями и листьями кустов, его аромат сливается с ароматами других трав, глушится более резкими запахами цветов. Но всё же оно есть. Его чувство подобно этому растению. Невидимое обычному взгляду, неведомое до сих пор даже ему самому. Только на Минбаре он и смог разглядеть его.

– Увы, мне пора собираться. Через час у меня занятия при храме…

– Понимаю. Скажите, Дэвид, завтра я смогу сыграть с вами так же, в это же время?

– К сожалению, завтра я никак не могу, принц. С завтрашнего дня на двое суток я буду плотно занят в обряде…

– Обряде?

– Приготовления торжественного обеда в вашу честь. Мне повезло удостоиться чести приготовить этот обед самому.

Винтари снова кивнул. Что отказываться, говорить, что не стоит ради него так хлопотать – бесполезно, он прекрасно понимал, не перед минбарцами отказываться от особых почестей, да и не центаврианину. Так же прекрасно понимал и ещё кое-что. Что сегодня придёт в свою комнату и перечитает всё, касающееся этого обряда, выучит назубок все действия, которые ему следует во время этого обеда совершить, все слова, которые следует сказать. Потому что он просто не допустит, чтоб была совершена хоть малейшая ошибка и Дэвиду пришлось выдержать ещё двое суток бдений. Это и для минбарца не плёвое дело, хотя они на порядок выносливее и землян, и центавриан, вместе взятых, раз выдерживают многодневные посты и медитации, но Дэвид-то на большую часть – землянин…

– Господин президент, мне нужно поговорить с вами. Если, конечно, вы не слишком заняты.

– Нет-нет, проходите, Винтари. Что-то случилось?

Центаврианин осторожно сел в глубокое кресло, принялся сосредоточенно очерчивать взглядом бледный узор столешницы, стесняясь смотреть в улыбающиеся глаза Шеридана. Слова давались трудно. Наконец он собрался с духом.

– Господин президент, когда вы пригласили меня погостить в вашей резиденции, вы, помнится, не поставили мне чётких сроков…

– Это так. Я сказал, что вы можете жить здесь, сколько пожелаете, и сейчас повторю вам то же самое. Что-то изменилось у вас? Рискну предположить, вы соскучились по дому, или просто заскучали здесь? Вы решили покинуть Минбар и вернуться на Центавр?

Винтари усмехнулся от этих ожидаемых, в общем-то, слов.

– Напротив. Мне нравится здесь, господин Шеридан, и мне хотелось бы быть здесь… я не знаю, насколько долго. Но мне не хотелось бы обременять вас…

Шеридан рассеянно переложил какие-то бумаги перед ним на столе с места на место.

– Мы уже говорили об этом. Вы не обременяете меня. И Деленн, и уж тем более Дэвида, не обременяете уж точно.

Пальцы центаврианина, нервно теребящие подлокотник, на миг замерли.

– Спасибо вам за эти слова, господин Шеридан… Всё же я продолжу. Всё же мне необходимо это сказать. Для того, чтоб нам всем ни сейчас, ни впоследствии не испытать никакого стеснения, я хотел бы сам оплачивать своё проживание. Поверьте, деньги у меня есть.

– Но…

– Но это ещё не всё, - Винтари встал, нервно прошёлся по кабинету, - прекрасно понимая, что у вас тут не гостиница для богатых бездельников, я хотел бы найти себе дело, которое оправдало бы моё здесь пребывание. Я заметил, что, несмотря на давность общения, полноценного культурного обмена между нашими расами так и не было. Общение было слишком разрозненным, рваным, и, что уж говорить, местами тяжёлым… Мне бы хотелось внести посильную лепту в исправление этого положения. Я мог бы заняться переводами… Для начала, конечно, мне необходимо будет выучить в совершенстве язык… все три главных языка – и лучше места, чем метрополия, для этого не найти. Мне хочется надеяться, что эта моя деятельность будет нужна не мне одному.

Шеридан выронил ручку.

– Принц, я… У меня нет слов. Вы уже говорили об этом с Деленн? Если хотите моего мнения, то я считаю, что это замечательная идея. Но не могу не сказать сразу – такая масштабная задача ведь потребует много, очень много времени…

– Что меня вполне устраивает. Родина меня не манит, поверьте, господин президент. Мне нечего там делать, и никто там меня не ждёт. Во всяком случае, не ждёт ни для чего хорошего.

– А как же ваша семья? Я знаю, у вас много недоброжелателей, но… Есть ведь и родные люди. Вы не скучаете по ним, а они по вам?

Винтари остановился возле стеллажа, где рядом с золочёными корешками книг и папок , футлярами свитков и «деревцами» информкристаллов переливчато сияло хрупкое чудо – модель «Белой звезды». Пальцы так и жгло от желания прикоснуться к ней, огладить сверкающий корпус, кольнуть подушечки кончиками крыльев.

– Семья? Господин Шеридан… Я немного говорил уже об этом с вашим сыном. Признаться, столкнулся с проблемой… Мне сложно подобрать слова, чтоб объяснить. Не всё можно описать банальными словами «не любят». Просто поверьте, никто из моих родственников не привязан ко мне и не испытывает грусти из-за моего отсутствия.

– Вы уверены в этом, ваше высочество?

– Поверьте мне – абсолютно.

Шеридан тоже поднялся, прошёлся у противоположной стены, Винтари вслушивался в его медленные, тихие шаги.

– Да, я знаю о… вашем отце… И допускаю, что из его семьи… вы так же ни с кем не близки… А ваша мать?

Винтари совершил над собой усилие – разорвал этот гипнотический контакт с бело-фиолетовым чарующим светом, обернулся.

– Я читал, что в прежние времена в вашем мире тоже существовала практика насильственных, династических браков, когда партию молодым выбирали старшие, и часто супруги даже не встречались до свадьбы. Сейчас подобного, кроме отдельных узких специфических кругов, у вас уже нет. Не могу не сказать, что в целом рад за ваш народ. Я так же знаю, что несмотря на это, многие семьи, созданные по принуждению, всё же получались счастливыми, супруги проникались друг к другу если не любовью, то сочувствием, их сближали дети, совместная жизнь… У вас об этом есть поговорка – «стерпится-слюбится», кажется, так? Странно, что такой поговорки нет у нас… Но у нас тоже есть счастливые семьи, в которых мир и лад. Мужья и жёны, которым повезло сойтись характером по крайней мере настолько, чтоб не приходилось селиться по разным домам, которые смогли найти друг в друге качества, достаточные во всяком случае для… дружбы, если можно так выразиться… которые заслужили любовь своих детей, по крайней мере, и их глазами смогли взглянуть друг на друга… Я завидую им, потому что всё это не про мою семью. Когда моих родителей поженили, они оба были вопиюще молоды – но достаточно сведущи в законах жизни, чтоб не иметь иллюзий. Мой отец тогда ещё не был тем, кем его помнят ныне, но уже обнаруживал… признаки психического нездоровья, будем говорить честно. Моя мать прожила с ним под одной крышей полгода – столько длится наш медовый месяц… и ей этого хватило. После моего рождения они встречались лишь на официальных мероприятиях, и, в общем-то, это устраивало обоих. Его супружеские обязанности выражались в отчислении положенного содержания, её – в том, что в её доме жил я. Поверьте, это весьма щадящий вариант, это везенье. Некоторые такие семьи, «чтобы соблюсти приличия», родственники заставляли съезжаться – и ничего хорошего из этого не получалось. Да, господин Шеридан, я жил с матерью, я видел её, конечно, куда чаще, чем отца… но это ничего не меняло. Ко мне мать относилась так же официально, как к супругу. Отец, мать, сын, дочь – у нас это тоже вроде должности, сана, статуса… Дворец большой, и мы жили в противоположных его частях. Без важного повода она ко мне не заходила, даже не интересовалась, как я там. Она заботилась о том, чтоб я был всем обеспечен, хорошо одет и подобающе воспитан и обучен, но она сама не одевала меня по утрам и не укладывала спать, не читала мне книг и не вела со мной бесед. Кормилицы, няньки, учителя – кого угодно я видел чаще и знал лучше, чем её. У меня не было… мамы, господин Шеридан. У меня была леди Вакана из рода Горгатто, моя мать. Конечно, после… отцовского возвышения… она провела со мной несколько… больших, обстоятельных бесед. Стремясь разъяснить новую политическую ситуацию и мои перспективы, выдать рекомендации, к чему стремиться и как себя вести… Вы сказали бы, что это несколько не то, что хотел бы слышать и постигать ребёнок, но у нас вот так. После того, как… отца не стало, она так же провела со мной беседу. Сказала, что политическая ситуация мрачна и нестабильна, но род наш теперь совершенно точно в опале, и мне нужно будет расти, думая, как суметь выбиться, устроиться в жизни. Сейчас – уже прошло много времени, и опала с нашего рода снята, моих родственников по матери снова приглашают на официальные приёмы и рады видеть в знатных домах – моя мать занята важной задачей. Закрепить этот зыбкий пока успех. В том числе лично для себя. Всё-таки, как ни крути, она остаётся вдовой человека, с именем которого связаны ещё не утихшие скандалы. Она планирует выйти снова замуж, и я, как живое напоминание о её связи с отцом, ей в этом совсем некстати. Да, я третий претендент на императорский трон, это верно… Но я в этом смысле слишком ненадёжная валюта, два первых претендента живы, здравствуют и не собираются уступать мне дорогу. В мои шансы мать откровенно не верит, не верит, что я сам способен проложить эту дорогу, а у неё возможности проложить её для меня сейчас нет. Поверьте, она только счастлива будет, если я как можно дольше не буду маячить на горизонте. Она без колебаний отравила бы меня, если это потребуется для личного успеха.