Екатерина Флат - Ястреб (СИ)

В академии в последнее время только и было разговоров, что о «Ястребе». Просто пугать друг друга зеленым туманом уже надоело, вот за новые слухи и вцепились так рьяно. Понавыдумывали столько, что без смеха слушать пересуды всезнающих однокурсников я не могла. Мол, и размерами он больше любой из планет, и сияет, как сверхновая при взрыве, и какое угодно расстояние способен преодолеть за долю секунды… Особые фантазеры вообще уверяли, что капитаном «Ястреба» станет уникальная модель андроида с мыслительным центром, во многом превосходящим человеческий мозг. Так и хотелось добавить:

— Ага, и со встроенной кофеваркой.

Самое забавное, что в распускаемый слухами бред верили. Очень точно на эту тему высказался Герк. На днях во время перерыва между лекциями, когда сбившиеся в стайку однокурсники вопили что-то про способность «Ястреба» буксировать планеты, стоящий в сторонке Герк выдал, не обращаясь ни к кому конкретно:

— Ну вот и докатилось человечество… Идиотов принимают даже в листерийскую академию…

Он вообще считал, что имеет полное право идиотами назвать кого угодно. Все потому, что сам обладал интеллектом настолько развитым, что весь лекторский состав перед Герком лебезил. Стоит ли говорить о прямо противоположном отношении однокурсников? Не то, чтобы его презирали. Просто игнорировали. Сначала демонстративно, а потом уже по привычке. Да и наградив Герка умом с избытком, на внешности природа отыгралась. Невысокого роста, полноватый, с редкими рыжими волосами, мертвецки-бледной кожей с контрастом постоянно алеющих щек — он явно не входил в число тех, о ком вздыхают девушки. Если о нем и упоминали, то только в качестве объекта насмешек. Но сам Герк искренне не понимал, почему окружающие не пищат от восхищения его персоной. В остальном же это был вполне адекватный девятнадцатилетний парень. И, что мне очень в нем нравилось, он никого не поучал. Казалось бы, когда у некоторых ума вагон и знаний с избытком, то доставание этим окружающих неизбежно. Герк же в основном молчал. Да и дело было не в скромности, как я наивно первое время считала.

— Хлоя, ну ты сама подумай, — однажды откровенно выдал он, — какой смысл мне распинаться перед идиотами?

Ну а про то, что данным диагнозом он награждал всех подряд, уже упоминалось. Правда, я на правах пусть и не друга, но хорошей знакомой, в свой адрес столь милой характеристики не слышала. Хотя это далеко не гарантировало, что Герк так не думает.

Пересекались мы с ним не только в академии, но и в кругу семьи. Его отец, как и мой, заседал в Сенате. При этом наши родители еще умудрялись дружить. Но даже во время визитов в гости к друг другу все общение сводилось к государственным вопросам.

Вот и сегодня, когда я вернулась домой с занятий, папа меня оповестил:

— Не вздумай вечером никуда сбежать, у нас званый ужин.

— Па-а-ап, ты издеваешься? — взвыла я, не имея ни малейшего желания весь вечер сидеть в прескучной компании. — У меня крайне важные и безотлагательные планы!

— Твой «крайне важные и безотлагательные планы» уж как-нибудь переживет один вечер без тебя, — отец даже не удосужился взглянуть в мою сторону, так что я по-прежнему лицезрела лишь маячащую над монитором его лысую макушку.

Едва я открыла рот для возмущенной тирады, как в папин кабинет впорхнула мама. Вообще «мамой» ее называть можно было только в семейном кругу. На людях же мне подобное обращение категорически запрещалось. То ли мама сама никак не могла смириться с тем, что юность позади и этому имеется неопровержимое девятнадцатилетнее доказательство в моем лице. То ли не хотела, чтобы об этом знали окружающие.

— Пусть все думают, что мы с тобой сестрички, — задорно хихикала она.

Но если уж честно, для своих сорока пяти лет мама выглядела просто восхитительно. Блестящие черные волосы, белоснежная кожа без намека на морщины, стройная фигура и звонкий девичий голос — она действительно могла сойти за мою старшую сестру. Правда, на поддержание своей красоты она тратила часов по шесть ежедневно. И только изредка сокрушалась:

— Кому вообще пришла в голову идея отказаться от совершенствования человеческой природы? Какие такие тут могут быть…как их там…этические соображения, когда речь идет о сохранении молодости?

Далее следовала гневная тирада о несправедливости жизни в общем и дураков в правительстве в частности. Папа, который как-никак в это самое правительство входил, стойко переносил ее критику и, само собой, не поддавался на мамины уговоры выдвинуть законопроект о возможном вмешательстве научных достижений в природу человека. Так что жизнь в моей семье частенько напоминала политические дебаты. Стоит добавить, что отец мой не сомневался, что я пойду по его стопам, причем мое мнение не спрашивалось. Думаю, он бы очень удивился, узнав, что заседать в Сенате, верша судьбы мира, не является моей заветной мечтой.

— Дорогой, — вошедшая мама всплеснула руками, — ты почему все еще здесь?

Наблюдать за ней было забавно и страшно одновременно. Дело в том, что на ее лице никогда не отражались эмоции. Она не хмурилась, не смеялась, да и улыбалась настолько редко, что я могла пересчитать все ее улыбки за последний год на пальцах одной руки. Да и улыбки-то эти на нормальные улыбки не походили. А все потому, что по маминому мнению любая мимика неуклонно вела к морщинам. Даже необходимость разговаривать она воспринимала как неизбежное зло. И в периоды дурного настроения она все снова и снова возмущалась, почему это глупое человечество покоряет другие галактики вместо того, чтобы наконец-то покорить свой бестолковый организм, который мало того, что стареет, так еще и телепатически общаться не хочет. Конечно, идея мысленного общения и мне нравилась, но стоило представить маму еще и неразговаривающей, как становилось не по себе. Она и так из-за этой своей неэмоциональности походила иногда на ходячую статую. Но, как известно, родителей не выбирают.

— А где я должен быть? — изображающий недоумение папа все-таки высунулся из-за монитора.

— Как это где? У нас сегодня такие важные гости, а мы тебе еще подходящий случаю костюм не подобрали!

Спорить в такие моменты с мамой было бесполезно, и сокрушенно вздохнув, мой круглый лысоватый папа поплелся за своей супругой. Уже в который раз я мысленно порадовалась, что мне досталась мамина внешность и папин характер, а не наоборот.

— Хлоя, — уже было ушедшая, мама вновь заглянула в кабинет, — тебя это тоже касается! Бегом к себе!

Меньше всего мне хотелось копаться в гардеробе, дабы угодить маме. Так что в своей комнате я первым делом завалилась на кровать. Переместившийся на потолок экран контактора не меньше минуты демонстрировал абстрактные облачка, пока наконец-то изображение не сменилось на симпатичного кареглазого блондина. Судя по темно-синей форме астропилота, Ормин тоже только вернулся с занятий.