Обратная сторона Европы (СИ)

Он отправился на поиски. Взял инструмент, который позволил бы ему попасть назад, зашёл в грот и закрыл за собой свинцовую панель как можно плотнее. Аэра не отвечал ни на какие позывные. Либо он отключил рацию, либо был уже мёртв. Вульф был реалистом. Сейчас он не слышал никаких голосов, которые звучали бы в его голове, как это было, когда он сделал пробоину в ледяной стене. Поэтому всё больше склонялся к тому, что голоса ему померещились. Он стал кричать, громко, как только может, забыв, что находится в пещере; только эхо отвечало ему.

Судя по всему, раньше тут жили какие-то существа, но ушли, почувствовав опасность, исходящую от активной деятельности людей. Большой и красивый грот, высокий, с колоннами из огромных сталагнатов – слившихся воедино сталактитов и сталагмитов. С «балконов», между которыми Вульф четко различил подвесные мосты, струился мягкий свет. Из грота вёл всего один выход, по которому мог уйти Аэра. Это был ледяной туннель, напоминающий узкую, извилистую шахту. Вульфу пришлось ползти на четвереньках, он чувствовал себя отвратительно. Тёмные глыбы нависали сверху, пугая своей массой. Спустя минуту чернота вокруг стала столь густой и непроницаемой, что Вульфу пришлось включить налобный фонарь. Но ещё через несколько минут потолок стал выше, и Вульф смог подняться на ноги.

– А-э-р-а! – крикнул он снова, опрометчиво вызвав раскатистое эхо, которое продолжилось вдруг тысячами голосов и заполнило пространство. Вульфу показалось, что его ушные перепонки сейчас взорвутся, он зажал уши руками, через шлем, но это не помогло. Гул голосов всё нарастал, усиливался, грозился обрушиться лавиной; удивительно, но, несмотря на крайнее отчаяние, Вульфу стало казаться, что он понимает отдельные мысли, слова, выделяет их из общего шума.

Неожиданно перед астронавтом на расстоянии полуметра возник, вырос как из-под земли маленький человечек – странное, совершенно немыслимое существо с огромными светящимися глазами, облачённое в серое тряпьё. Из глаз человечка исходил сильный свет, который с лихвой перекрывал свет от фонаря.

Это существо, ворвавшееся без приглашения в реалистичный мир Вульфа, похоже, находилось в глубоком трансе, потому что голова его на тонкой шее плавно раскачивалась в такт движениям нескольких рук. В одной руке человечек держал длинную сучковатую палку, светящуюся на конце, – возможно, она заменяла ему факел, – и водил ею из стороны в сторону. Другие руки совершали похожие однообразные движения.

Вульфу показалось, что нарастающий гул стал ритмичным, пульсирующим, постепенно усиливался и наконец, достигнув апогея, продолжился грохотом падения ледяных глыб. Вульф попытался уклониться, защититься, какое-то время боролся с обвалом, но расстановка сил была не в его пользу. Астронавт Роберт Дж. Лоуренс нашёл свою смерть от ледяных глыб в одной из пещер Европы.

«Аэра!..» – крик не обрывался, а многократно отражался от сводов пещеры. Эхо будто смаковало его имя, повторяя на разные лады. Удивительно красиво. И даже не было никакой разницы, кто кричит – просто хотелось закрыть глаза и слушать. Кто бы его ни искал – Вульф, Грэм или Янко, а может быть, кто другой – было уже всё равно. Он принял решение и не отступит теперь уже никогда. Ему было жалко своих друзей – многое связывало их когда-то, но всё проходит, иногда это случается неожиданно, вот как сейчас. Эхо оборвалось, прошептав несколько раз слово «Ра» – имя их звезды. Он, Аэра, принял решение остаться здесь и жить среди меллов. Теперь ему казалось, что внутри него всегда зрело подобное решение, основанное на стремлении понять иноземный разум. Может быть, поэтому со школьной скамьи он одержимо изучал языки, на которых говорили интересующие его народности или этнические группы. Лингвистика давалась ему с лёгкостью. Особенно хотелось познавать языки древних народов, отсталых племён. Для него не существовало так называемых «мёртвых» языков. Любой язык был для него живым и поющим. Сейчас знания языков были ему не нужны, но он нисколько не сожалел об этом. Голоса звучали у него в голове. Ему казалось, что всю свою жизнь он мечтал именно об этом. Сказочное многоголосье прекраснее любого переливающегося эха. Его сознание становилось всё более многомерным, многоярусным, как пещера меллов. Он понимал всех, кто говорил с ним сейчас, голоса звучали одновременно, но не перебивали друг друга, а наоборот обогащали любую высказанную мысль, заставляя её сверкать разными гранями, подобно драгоценному камню. «А-э-р-а!..» – прозвучало где-то совсем близко. Это начинало раздражать. С этим пора было что-то делать.

…

– Бабушка, давай я тебе помогу! – говорила сияющая здоровьем молодая женщина в белом хлопчатом платье. Её белозубая улыбка, создавая контраст со смуглой кожей, будто озаряла всё вокруг непреходящей радостью жизни. Чёрные курчавые волосы были перехвачены спереди белым, сложенным несколько раз платком, наподобие ободка, и завязанным сзади.

– Что ты, деточка, мне Аэра поможет. Он наверное уже пришёл, опять уткнулся в свои книжки… И что он в них находит? Вот скажи мне, дочка…

Улыбка сошла с лица молодой женщины.

– Бабушка, помнишь, я говорила тебе… А ты опять… Ты же тогда всё поняла, и мы с тобой плакали…

– Что, милая, поняла? О чём ты? Посмотри, какая ты красивая. Я уже совсем почти ничего не вижу, но лицо твоё передо мной… Не хочу, чтобы ты плакала, Ния. Да тебе и замуж пора. Куда смотрит Аэра! Я бы на его месте…

– Бабушка! ... – сдавленно прошептала женщина, закрыла лицо руками и убежала.

Палящее солнце застыло белой массой в зените, небо налилось тяжёлой синевой, чувствовалась мощь и сила в лёгких дуновениях ветра, и старые знающие люди сказали бы, что приближается гроза.

– Да что с ней такое… – озабоченно сказала старуха, поставила корзину с фруктами на землю и посмотрела вслед Ние невидящими глазами. Старое измождённое лицо несло печать боли и выражало недоумение. Неру тяжело наклонилась и кряхтя подняла корзину.

– Аэра… Почему не поможет мне? И почему мне нельзя об этом говорить?

Старая худая Неру была закутана в большой белый видавший виды палантин. Согнувшись в три погибели, она поплелась к своему дому. Но она не прошла и половины пути, как кто-то сзади подхватил корзину.

– Бабушка, это я, Ния. Прости меня, я не сдержалась... Я помогу тебе.

– Спасибо, дочка. А ты убежала, заревела…. Чует моё сердце нелады... – горестно сказала Неру и, покорно склонив голову, пошла за молодой женщиной, с трудом передвигая старые ноги.

В доме, на каминной полке, стояла фотография в рамке. Это был её внук, Аэра. Тёмная кожа, курчавые короткие волосы, почти детское улыбающееся лицо. Пухлые губы. Одет он был в белый скафандр, потому что был астронавтом и летал к звёздам.