Айзек Азимов - Норби и ожерелье королевы

— Однако мне пришлось попасть сюда: ожерелье притянуло меня. Я должен был завершить круг.

— Ты и сделал это, если видел в будущем скелет и ожерелье, лежащие под этой кучей камней. Ты предотвратил другое изменение в истории, но не затронул первое. Должно быть, его вызвал Фарго. Ты знаешь своего братца — мало ли о чем он мог рассказать Людовику XVI или Марии-Антуанетте?

— Тогда давай отправимся в будущее и разыщем Фарго.

— Конечно, Джефф, но это не так просто. Я обнаружил тебя, потому что настроился на ожерелье. Но если я сделаю это в XVIII веке, то мы снова окажемся в доме ювелиров, ведь в то время ожерелье находилось там. А Фарго был в Бастилии, когда мы исчезли.

— Может быть, Франклин и его внук освободили Фарго и отвезли его в Пасси. Если мы объединим свой разум и сосредоточимся, то у нас есть шанс найти его. А потом, устранив временное искажение, мы отправимся за Олбани и Марселем, — он покачал головой. — Ну и работенка!

— Всему свое время, — сказал Норби. — Сначала Фарго.

Они взялись за руки и сосредоточились на мысли о Фарго. Где-то вдалеке завыли волки, громко протрубил мамонт.

— Норби, мы переместились во времени? Кажется, мы оказались в лесу.

— Разумеется, мы переместились. Здесь холоднее. И если бы мы остались в неандертальской эпохе, то откуда бы здесь взялась замощенная тропинка и статуя обнаженной женщины из белого мрамора?

Джефф разглядел тропинку, петлявшую между деревьями, и мраморную статую, белевшую в полумраке. Следовательно, здесь жили цивилизованные люди… по крайней мере, он на это надеялся.

Они с Норби вышли на открытое место, где стоял большой особняк, окруженный клумбами и купами кустарника, унылыми и сиротливыми зимой. Джефф снова дрожал от холода. Сможет ли он хоть когда-нибудь нормально одеться?

— Кажется, я видел это здание на картинах, — сказал он. — Похоже на Трианон, особняк Марии-Антуанетты в лесах неподалеку от Версаля.

— И судя по звукам, которые оттуда доносятся, Фарго тоже там, — с этими словами Норби устремился вперед.

— Нет, Норби, вернись! Я должен нести тебя. Тебе придется изображать мой автомат: двигаться лишь по моей команде и выглядеть полным дураком. Пожалуйста, не обижайся.

Он поднял Норби, разразившегося потоком жалоб, и пошел к дому, навстречу звучному тенору Фарго Уэллса, выводившему оперную арию.

— Добро пожаловать, Джефф, — жизнерадостно произнес Фарго. — Я знал, что рано или поздно ты появишься, но не предполагал, что ты останешься в таком неказистом виде. М-да, печальное зрелище!

Он взял аккорд на струнном музыкальном инструменте, лежавшем у него на коленях, и две леди с напудренными прическами немедленно придвинулись к нему с обеих сторон.

Фарго сидел на красной плюшевой подушке, положив рядом свой тяжелый парик. В клетках, расставленных повсюду, щебетали канарейки; то же самое делали разнообразные женщины, одетые словно богатые пастушки для сказочной пасторальной постановки.

Одна из дам лежала на белой сатиновой кушетке в алькове, приподнятом над полом. У нее были роскошные рыже-золотистые волосы и бледное овальное лицо. Ее большие бледно-голубые глаза сейчас были вопросительно обращены на Джеффа.

— Ваше Величество, это мой младший брат, — беззаботно пояснил Фарго. — Судя по всему, он вернулся из какой-то увлекательной эскапады.

Джефф низко поклонился, остро осознавая, что его одежда измята, покрыта грязными пятнами и порвана в нескольких местах. Он заметил, что королева, очевидно, находилась на последних месяцах беременности. Платье пастушки, выглядевшее очень простеньким, если не обращать внимания на бесценное золотое шитье, не скрывало этого.

— Его зовут Джефферсон Уэллс, — продолжал Фарго. — В честь нашего Томаса Джефферсона.

— Ах, понятно, — королева томно кивнула. — В таком случае, мы должны дать ему возможность привести себя в порядок и подобрать ему новую одежду. Я и не знала, что Томас Джефферсон был уже так знаменит в то время, когда родился твой младший брат. В конце концов, ему явно больше девяти лет, а значит, он родился до 1776 года, когда Джефферсон написал вашу Декларацию Независимости.

«Итак, во Франции все еще 1785 год, — подумал Джефф. — Возможно, нам удастся забрать Фарго прежде, чем он изменит историю. Тогда дело можно считать решенным».

«Нужно смотаться отсюда прежде, чем королева влюбится в него», — телепатически прошептал Норби.

«Можешь не волноваться. Она тайно любит другого человека, но его здесь нет, и…»

— А после того, как вы помоетесь и переоденетесь, мсье Уэллс, мы оставим вас у себя до следующей недели, — продолжала королева. — Мы будем принимать самого Джефферсона. Он здесь, во Франции.

— Не позволяйте ему отвращать ваше сердце от более преданного слуги, Ваше Величество!

Джефф изумленно взглянул на Фарго. Голос звучал почти так же, как и у его брата, и с теми же интонациями, но губы Фарго не двигались.

Взоры всех дам обратились к Джеффу. Он покраснел, но потом понял, что они хихикают и машут кому-то, кто находится за его спиной. Обернувшись, Джефф увидел человека, в котором он немедленно узнал Бенджамина Франклина. Франклин медленно вошел в комнату, опираясь на длинную, крепкую трость. Американский дипломат был стар, но его улыбка оставалась неотразимой. Его лысина сияла, а остатки длинных седых волос доходили до плеч его коричневого сюртука.

Франклин подошел к королеве и склонился над ее рукой.

— Я пришел взглянуть на американского актера и певца, который вчера умудрился одним лишь языком проложить себе путь из Бастилии и уговорил моего внука представить его Вашему Величеству. Правда ли, что он ищет свою леди среди ваших дам?

— О да, вполне, — ответила Мария-Антуанетта, и ее глаза восторженно блеснули. — К сожалению, ее здесь нет. Однако мы попросили вашего молодого соотечественника развлечь нас. У него это превосходно получается.

— Готов поспорить, — тихо пробормотал Джефф. Фарго подмигнул ему.

— У моего брата хороший баритон, — сообщил он. — Мы с ним поем дуэтом, хотя его голос иногда ломается, так как он еще довольно молод. Не хочешь ли спеть, Джефф?

— Фарго, я очень устал. К тому же, я весь грязный и…

— Ну, ну, молодой человек! Ты не должен говорить по-английски при французском дворе. Я вижу, что твой наряд не подходит для торжественных случаев. Мой костюм уже заштопан и вычищен, и о твоем тоже позаботятся. Но сейчас постарайся забыть о своих лохмотьях и присоединяйся ко мне.

Джефф с беспокойством повернулся к блестящей аудитории.

— Вы позволите?

Франклин, кряхтя, опустился на стул, обитый красным плюшем. Одна из дам подложила подушку под его больную ногу, исполнив эту процедуру собственными надушенными ручками.