Джеймс Кори - Пространство

— Пожалуй, это не ограбление, — рассудил Амос.

Холден не спросил: «А что же тогда?» — но вопрос повис между ними.

Машинный зал был идеально чистым, холодным и мертвым. Холден дал Амосу осмотреться, и тот добрых десять минут просто плавал над реактором.

— Кто-то проделал все процедуры отключения, — сказал Амос. — Взрыв не затронул реактора, его заглушили позже. Я не нахожу повреждений. Ерунда какая-то. Если все погибли при атаке, кто его заглушил? А если это пираты, почему они не забрали корабль? Он еще мог бы летать.

— А прежде чем заглушить реактор, они прошлись по всем палубам и открыли все герметичные переборки, выпустив воздух. Надо думать, хотели убедиться, что никто там не прячется, — добавил Холден. — Ладно, пошли назад в рубку, посмотрим, не расколется ли компьютер. Может, хоть он нам скажет, что тут было.

Они поплыли вдоль трапа к носу корабля, на командный пост. Здесь тоже было чисто и пусто. Отсутствие тел начинало беспокоить Холдена больше, чем обеспокоило бы их наличие. Он подплыл к панели главного компьютера и нажал несколько клавиш, проверяя, осталось ли аварийное питание. Его не было.

— Амос, вырезай из него ядро. Возьмем с собой. Я пока проверю связь, поищу маячок.

Амос пододвинулся к компьютеру и принялся доставать инструменты, прилепляя их к ближайшей переборке. Работая, он грязно ругался себе под нос. Это было далеко не так мило, как мурлычущая песенку Наоми, и Холден отключился и переместился к панели связи. Она умерла вместе со всем кораблем. Он отыскал судовой маяк.

Его никто не включал. Их вызывало что-то другое. Холден, нахмурившись, отодвинулся.

Он осмотрел помещение, ища взглядом что-нибудь неуместное. Вот, на полу, под креслом оператора связи. Маленькая черная коробочка, ни к чему не присоединенная.

Сердце выдержало длинную паузу между ударами. Он окликнул Амоса:

— Как по-твоему, это похоже на мину?

Амос его не услышал. Холден включил радио и повторил:

— Амос, по-твоему, это похоже на мину?

Амос оторвался от работы над компьютером и подплыл ближе, затем движением, от которого у Холдена перехватило горло, подхватил коробочку с полу и поднял перед собой.

— Не-а. Это передатчик. Видишь? — Он поднес его к шлему Холдена. — Наспех подключен к аккумулятору. Что он здесь делает?

— Это маяк, на который мы шли. Господи. Корабельный маяк никто не включал. Кто-то настроил этот передатчик на фальшивый сигнал и подключил его к аккумулятору, — тихо, сдерживая панику, проговорил Холден.

— Кому такое может понадобиться, старпом? Какой смысл?

— Смысл был бы, если б этот передатчик чем-то отличался от стандартного, — сказал Холден.

— Например?

— Например, включал бы второй сигнал, когда его кто-нибудь тронет, — сказал Холден и перешел на канал общей связи.

— Ну вот, мальчики и девочки, мы нашли кое-что странное, поэтому сматываемся отсюда. Всем возвращаться на «Рыцаря», и очень осторожно, когда…

Его рация переключилась на внешний канал. В шлеме раздался голос Макдауэлла.

— Джим? Кажется, у нас проблема.

Миллер наполовину закончил ужин, когда зазвенела система в его норе. Он взглянул на код отправителя. «Голубая Лягушка». Это был паршивенький бар, обслуживающий часть дополнительного миллиона приезжих и рекламировавший себя как практически точную копию знаменитого земного бара в Мумбаи, только с лицензированными проститутками и легальными наркотиками. Миллер еще раз зачерпнул вилкой фальшивых бобов и гидропонного риса, раздумывая, стоит ли отвечать.

«Это надо было предвидеть», — подумал он и спросил:

— Что?

Экран открылся, как хлопушка. Помощник управляющего, Хасини, — темнокожий человек с глазами-ледышками. Кривая усмешка на его лице была результатом повреждения нервов. Миллер однажды оказал ему услугу, когда Хасини неблагоразумно пригрел проститутку без лицензии. С тех пор полисмен из службы безопасности и портовый бармен обменивались любезностями. Неофициальная, теневая экономика цивилизации.

— Ваш партнер опять здесь. — Голос Хасини звучал поверх завывающих ритмов музыки Бхангра. — Кажется, у него неудачная ночь. Мне и дальше его обслуживать?

— Да, — протянул Миллер, — постарайтесь ублажить его еще… дайте мне двадцать минут.

— Он не желает ублажаться. Усердно ищет повода для недовольства.

— Постарайтесь, чтоб не нашел. Я сейчас.

Хасини кивнул, дернул щекой и прервал связь. Миллер оглядел недоеденный ужин, вздохнул и сбросил объедки в бачок утилизатора. Натянул чистую рубашку и задумался. В «Голубой Лягушке», на его вкус, всегда было слишком жарко, так что куртку надевать не хотелось. Поэтому компактный пластиковый пистолет он сунул в кобуру на лодыжке. Мгновенно достать не удастся, но если дойдет до такого, дело все равно будет дрянь.

Ночная Церера была неотличима от дневной. Когда станция только открылась, пробовали приглушать и включать освещение в традиционном суточном ритме, подражая вращению Земли. Эта причуда продержалась четыре месяца, потом Совет ее прикончил.

Будь Миллер на службе, он взял бы электрокар и погнал бы по широким туннелям на уровень порта. Его подмывало поступить так и во внеслужебное время, но помешало въевшееся суеверие. На каре он будет чувствовать себя копом, а «труба» довезет не хуже. Миллер дошел до ближайшей станции, проверил ее состояние и сел на низкую каменную скамью. Минуту спустя подошел человек примерно его возраста с трехлетней девчушкой. Они сели напротив. Непрестанная бессмысленная болтовня лилась с языка девочки, как воздух из прохудившегося клапана, а отец в ответ хмыкал и кивал в более или менее подходящих местах.

Миллер и новый пассажир обменялись кивками. Девочка дергала отца за рукав, требуя внимания. Миллер посмотрел на нее: темные глаза, светлые волосы, гладкая кожа. Она уже слишком вытянулась, чтобы принять ее за землянку, руки и ноги были длиннее и тоньше. И кожа розоватого оттенка, как у всех маленьких астеров, принимающих фармацевтический коктейль для развития мускулатуры и костей. Миллер видел, что отец заметил его интерес. Он улыбнулся и кивнул на малышку:

— Сколько ей?

— Два с половиной, — сказал отец.

— Отличный возраст.

Отец пожал плечами, но улыбнулся в ответ и спросил:

— А у вас есть дети?

— Нет, — сказал Миллер, — моему разводу как раз сравнялось столько же.

Оба захихикали, словно в сказанном было что-то смешное. Воображаемая Кандес скрестила руки и отвернулась. Мягкий сквозняк с запахом масла и озона возвестил о приближении «трубы». Миллер пропустил отца с ребенком вперед и сел в другое купе.

Вагоны «трубы» делали круглыми, чтобы они вписывались в пустые туннели. Окон не было, а если б и были, в них все равно не удалось бы разглядеть ничего, кроме каменного свода, проносящегося в трех сантиметрах от стенки вагона. Вместо окон устанавливали широкие экраны и крутили на них рекламу развлечений, сообщения о политических скандалах на внутренних планетах либо предлагали спустить недельное жалованье в казино, уверяя, что жизнь от этого станет гораздо насыщеннее. Миллер рассеянно следил за игрой ярких цветов, игнорируя содержание. Мысленно он разглядывал свою проблему, поворачивал так и эдак, не пытаясь пока найти решения.