Грег Бир - Псы войны: пробуждение Ареса

Завязался разговор. Русские, успевшие основательно размяться пивом и холодной перцовкой, принялись с жаром доказывать, что наши тренировки в Хоторне не идут ни в какое сравнение с суровой и максимально приближенной к реальным марсианским условиям подготовкой, которую они проходили на острове Сокотра — в Йемене — и в Сибири. Казах тут же заявил, что это чушь собачья. У его народа давние счеты с русскими. Атмосфера накалилась. После короткого обмена любезностями стало ясно, что драки не избежать. Мы с Теком, Казахом, Мишленом и четырьмя космодесантницами обсудили тактику предстоящего сражения.

Старшей среди сестер была первый лейтенант Койл, она пришла в бар, чтобы опекать своих девчат, и не горела желанием общаться с низшими по званию, но кивала в такт музыке и явно пребывала в хорошем настроении — до тех пор, пока не поняла, что вот-вот начнется заварушка, а уводить цыпляток уже поздно.

Сестры встали между нами и русскими. Те обрадовались, получив повод для зубоскальства — это что за мужики такие, которые прячутся за женскими юбками? Русские подбадривали друг друга и предвкушали легкую победу, а к ней еще пару-тройку стопок перцовки.

Местные завсегдатаи, матерые пузатые мужики в годах, расчистили нам место, убрав столы и стулья, и приготовились смотреть шоу.

Мишлен по обыкновению занял позицию у задней двери.

У русских был численный перевес — три здоровенных бугая. По едва заметному кивку Койл сестры расступились и выстроились вместе с нами вдоль обеих сторон залы, оставив задним рядам место для маневра.

Русские явно не первый раз дрались в баре, поэтому они, хоть и осоловевшие от водки, смогли оценить всю серьезность положения и перестали ухмыляться.

Казах подмигнул Теку и мне и сказал что-то очень оскорбительное.

И тут понеслась.

Наши противники ощетинились сталью — выхватили зазубренные морские ножи под названием «Игла», достали откуда-то из штанов буксирные цепи и завязанные узлами альпинистские веревки. Русские переминались с ноги на ногу. Искаженные от ярости лица, до боли сжатые кулаки. Они синхронно, словно по команде невидимого хореографа, качнулись сначала вправо, потом влево. Плавно, как реющие на ветру знамена. Приятно было увидеть такое изящество в наших русских друзьях.

А потом… они наметили себе жертв и ринулись прямо на нас.

Казах сновал туда-сюда с истинно азиатским коварством, хватался за веревки, глумился над врагом, дразнил русских и словно танцор уклонялся от зазубренных лезвий, иными словами — сеял смуту и создавал вокруг себя настоящее броуновское движение. Казах отвлекал противников ложными замахами, а мы с Теком выбивали у них ножи и отработанным приемом выкручивали им руки.

Первый лейтенант Койл и младшие сестры взяли на себя самого молодого и неопытного, но оттого еще более подлого бойца, ошалело размахивающего стальной цепью. Мы обезоруживали русских одного за другим, а Койл театральным взмахом руки отсылала поверженных врагов к черному входу, где Мишлен давал им пинок под зад и вышвыривал на улицу. Скоро все русские, покрытые синяками и ссадинами, валялись на парковке.

Избитые, но не утратившие боевого духа представители союзных войск отряхивались и, видимо, собирались требовать от нас сатисфакции. Я дрожу при одной мысли о том, что сталось бы с нами, если бы эти бравые ребята пошли в атаку вторично… Но тут в бар вломился бригадный генерал Ромулус Потоцки, взревел как бык и, прежде чем кто-то успел вымолвить хоть слово, швырнул между столами свето-шумовую гранату.

Когда дым рассеялся — все присутствующие едва держались на ногах, у многих шла кровь из ушей — Потоцки призвал ко всеобщему вниманию. Те, кто каким-то чудом не оглох от взрыва, повернулись к генералу, остальные, глядя на них, тоже. Даже русские приковыляли с парковки и попытались встать перед Потоцки навытяжку.

Безбородый юнец, который притаился в суматохе за перевернутым столом, с воплем выскочил из укрытия и хлестнул Тека железной цепью по лицу.

За такую проделку Койл самолично надавала пацану по заднице и поставила его в угол. Потоцки не вмешивался.

А потом в бар заявилась военная полиция.

Казах и девушки совершенно оглохли от разрыва гранаты, но в остальном вышли из драки без единой царапины. Мне на память о заварушке остались парочка ножей «Игла» и порез в районе бицепса. Врачи обработали его мазью по рецепту гуру, и он затянулся через три дня. Кроме того, в больнице нам вернули слух.

Тек потерял оба глаза, но уже на другой день ему поставили имплантаты, новые, ярко-голубые. Зрение Тека восстановилось и стало даже острее прежнего спустя всего несколько часов, а вот со шрамом на лице пришлось повозиться — врачи сводили его все оставшееся нам в Хоторне время. После драки с русскими мы сделались настоящими героями. Товарищи шутливо кланялись нам в офицерской столовой. Считали, что мы проявили характер и мужество.

Мы потом неделями вспоминали тот случай и все без исключения предавались непристойным мечтам о первом сержанте Койл.

Пять месяцев спустя мы снова встретились с нашими русскими друзьями, на этот раз на Марсе. Всего через семь часов после приземления нам пришлось совместно штурмовать хорошо укрепленный редут антагов. Это было в самом центре равнины Криса. Мы разнесли врага в пух и прах, несколько русских было представлено к наградам. Юнца, который ударил Тека цепью, там не было. Оказалось, гуру в Москве узнали про его выходку, понизили его в звании и перевели в Новосибирск, где он благополучно просиживал штаны за бумажной работой.

Я искренне рад видеть всех сестер, а первого сержанта Койл особенно. Надеюсь, она меня вспомнит. Мы ведь неплохо сработались тогда.

Мы с Тил спускаемся со смотровой башни и со всех ног бежим к южному гаражу. Через десять минут мы на месте, забираемся в будку управления и Тил открывает ворота. Три багги заезжают в пещеру — огромный выдолбленный в базальте ангар с поддерживающими крышу стальными балками. Следом идут девять форов и столько же сестер.

Автобусы паркуются, и из них вылезают водители — каждый в сопровождении еще трех космодесантниц. Воображение Тил рисовало по меньшей мере шестьдесят форов, а приехало всего двенадцать. Даже удивительно, на кой черт им понадобилось целых три багги.

Форы — все мужчины, кому за двадцать, кому за тридцать, и все очень бледные — выстраиваются около автобусов. Один тощий, кожа да кости, и постарше остальных. Похоже, из первого поколения колонистов. На форах, как и на Тил, гермоскафы с чужого плеча, но не зеленые, а красно-коричневые. Шлемы и штанины черные, а ботинки с белыми мысами.