Елена Вихрева - Шпионские игры

«Поцеловал. А я имела глупость ответить. И теперь я для него просто курица. Которую можно обнять, поцеловать. Или… Или он хотел показать, что я, обретя счастье со Сталием, лишилась его уважения? Или это ревность? но тогда просто глупо демонстрировать ее тогда, когда проблема затрагивает межпланетные взаимоотношения, а не лично мою жизнь и жизнь Сталия, — размышляла Кира. — Возможно, я зря впервые в жизни позволила себе слабость. И, как видно, напрасно».

Ей и без того было сложно сейчас. А фраза, брошенная Резким в разговоре, пригвоздила ее к полу, подтвердив самую страшную ее догадку:

— Собираешься навестить Сталия? Оклемался он там? Повезло ж парню. Достался ему такой трофей!

Кира побледнела и резко, на каблуках, развернулась, чтобы выйти. Резкий понял, что он сморозил, бросился за ней, перехватил уже в дверях, прижал к себе:

— Кира, прости… — вырвалось у него со стоном.

И ее ледяное в ответ:

— Отпусти меня, Резкий. Ты достаточно уже сказал. У меня и так руки чешутся.

— Так ударь! — перебил он ее. Я заслужил.

Она все-таки вырвалась из его объятий — и сделала это жестко и профессионально, так, что он невольно встряхнул за спиной кисть руки. Резкий ждал, что ударит сейчас — чувствовал исходящие от нее электрические волны глухой, едва сдерживаемой ярости. Но Кира только повернулась к нему, застывшему неподвижно, только слегка напрягшему ноги, чтобы не свалиться на пол от ее удара. посмотрела в глаза и ушла.

Резкий застонал так, как не застонал бы, ударь она его чем угодно.

— Да, брат… — раздался за его спиной насмешливый голос Вайпера, который случайно заглянул в пустой обычно в это время зал совещаний и стал невольным свидетелем этого куска диалога. — Язык твой враг твой. Кира тебя не простит.

— Сам знаю! — огрызнулся Резкий и рванул в зал, чтобы сорвать злость там, а не на том же Вайпере.

Но и тут его ждал удар — он поздно сообразил, что превратившаяся в комок ярости Кира отправится тоже туда же. И она там была не одна — спарринговала со Зверем. Парень, обнаженный по пояс, был весь мокрый от пота, а Кира лишь слегка зарумянилась и легко танцевала с блуждающей улыбкой на губах вокруг рослого партнера.

Зверь увидел Резкого и хохотнул:

— А, Резкий! Давай, сменишь меня. А то Кира сегодня как с цепи сорвалась, загоняла уже!

Он несказанно обрадовался словам друга и шагнул к ней:

— Кир! — даже не случая радостной болтовни Ростика, снимающего перчатки, о том, что спешит на свидание к самой голубоглазой девушке во вселенной.

Но Кира не приняла боевую стойку, как он рассчитывал — больше всего Резкий сейчас хотел раззадорить ее, а затем перестать сопротивляться, чтобы хоть пара ее ударов попали в цель. Кира лишь отрицательно покачала головой, сбросила перчатки и ушла, махнув на прощание Зверю:

— Спасибо, Ростик!

Едва за ней закрылась дверь, как с лица Зверя сошла благодушная улыбка. Он нахмурился, машинально стерев пот с лица и груди висевшей на веревках ринга футболкой и бросил ее небрежно на плечи, чтобы идти в душ:

— Что за черная кошка между вами пробежала, Саш?

— Долго рассказывать, — буркнул Резкий, не зная, что теперь делать.

— Жаль, меня Эйла ждет. Не хочется ее огорчать. И тебя бросать не хочу в таком состоянии.

— Да что я, — махнул рукой Резкий, врезав по мешку так, что тот зазвенел и едва не впечатался в стену.

— Понятно, — вздохнул Зверь, украдкой бросил взгляд на часы и вернулся от самых дверей. — В стойку…

Они оба прекрасно умели контролировать себя, да и Резкий не настолько обезумел от горя, чтобы подранить собирающегося на свидание друга. Мужчины сосредоточились на сложных приемах, в которых важнее было проявить не силу. А смекалку и умение предугадать следующее движение спарринг-партнера.

Наконец, они оба в изнеможении свалились радом друг с другом на пол.

— Полегчало? — с веселым сочувствием поинтересовался Зверь.

— Нет, — рыкнул Резкий из последних сил. — Но все равно спасибо. Сил на глупости точно не осталось.

— На здоровье. Обращайся, — и Ростик поднялся плавным прыжком. — Дружище, прости, но я уже просто бегом.

Резкий тоже поднялся:

— Удачи. Все нормально. Я тоже в душ. И попытаюсь вздремнуть.

— Правильное решение, — одобрил Зверь и бегом понесся к себе, сожалея, что штаны снимать в коридоре нельзя, чтобы сразу от двери ворваться в душ, оттуда впрыгнуть в чистые штаны и футболку и мчаться к Эйле.

Уже по пути он связался с ней:

— Все в силе?

— Да, конечно, жду, — ответила девушка, вот только ее голосок показался Зверю грустным.

— Что-то случилось? Или приболела? Я могу чем помочь?

— Нет, со мной все хорошо. Просто отец тут. И хочет тебя видеть.

Ростик про себя выругался — он был готов к разговору с ее отцом, даже если бы тот оказался не одним из военных советников, а самим правителем. Но вот его внешний вид оставлял желать лучшего. Резкий не наставил ему синяков, а привычка содержать в порядке свое тело у него была с детства, но вот одеться можно было бы и получше. Он же собирался поехать с ней куда-нибудь в пустынное место, куда не успели за ночь воткнуть очередной жилой комплекс, похожий на гриб-дождевик: вырос на ровном месте, постоял и бесследно исчез. Эйла отлично стреляла, и ей очень хотелось опробовать его боевой бластер, с гораздо большим количеством зарядов, чем те, которыми он пользовался в своих путешествиях, чтобы не вызывать лишних подозрений. Вот и оделся соответственно, что бы показать девушке, как он стреляет в кувырке, меняя позиции в любом направлении. Вряд ли Зверь захотел бы, чтобы это попыталась повторить Эйла — Кира одно дело, а представить разметавшиеся по траве прекрасные волосы голубоглазой и хрупкой Эйлы он совсем не мог.

К тому моменту, как пришлось парковаться у дома Эйлы, он уже собрался с мыслями и настроился на диалог. Зверь понимал, что малейшая ошибка приведет не только к тому, что он потеряет Эйлу — еще больше его страшило то, что девушке придется жить дальше с попреками и наказаниями.

Она открыла дверь сразу же — значит, ждала его и высматривала.

А вот с отцом у нее общего было мало. У таллирийцев вообще не было особого разнообразия во внешности, особенно среди воинов. Что, в принципе, было объяснимо тысячелетиями тщательного отбора лучшими мужчинами достойных матерей для своих детей.

Что сразу поразило Зверя — отец Эйлы был немолод. Шрамами таллирийские воины похвастаться не могли, хромать вроде тоже не должны, но коротко стриженые волосы этого человека были седыми, а лицо хоть и не было покрыто морщинами, но хранило отпечаток горя и боли. Его глаза были словно подернуты пеплом, и оживали только тогда, когда он смотрел на дочь — но тогда наполнялись таким количеством боли, что даже много повидавшему Зверю стало не по себе.