Роман Злотников - Пришельцы. Земля завоеванная (сборник)

– Мне казалось, правильно будет учить вас поступать и думать, как я. – Анатолий Сергеевич шагнул к ученику, но остановился, поняв, что сделает только хуже. – Ты прав, я сам себе казался таким терпимым – и оказался не готов к тому, что с нами будет учиться Угэй. И на старуху бывает проруха. Есть у русских такая идиома. Но если ты спросишь сейчас, как надо поступать, то я снова отвечу: поступай, как я. Как Йа. Как он.

Сидоров вздрогнул. Ярко-синие глаза на смуглом открытом лице наполнились такой грустью, что Анатолий Сергеевич почти физически ощутил волну сострадания.

– И жить, как будто ничего не произошло? Будто они не забрали у нас планету?

– Можно мне в туалет? – тихо попросил Туан.

– Зассали мы, получается, Анатолий Сергеевич, – погрозил вьетнамцу пальцем Довлет.

– Можно подумать, планете легче будет, если один мальчик убьет другого, – ответил Анатолий, с досадой глядя, как ерзает на стуле Туан, дожидаясь, пока ему разрешат выйти. И сегодня разрешить ему учитель не мог.

– Я мужчина. И если так сделают все мужчины, лучше уж точно будет, – гордо задрав подбородок, проговорил Довлет. – Иди, Туан. Скажи, пусть телевидение позовут. Тогда пущу сюда переговорщика. Нужно, чтобы все видели, что на этой планете еще есть мужчины, способные забрать жизнь захватчика.

Вьетнамец сорвался с места и исчез за дверью. Все невольно посмотрели ему вслед.

– Они никогда с нами не воевали…

– Что? – Довлет посмотрел на Йа, и тот продолжил:

– Мой отец прилетел на первом корабле. И они за все время не сделали ни одного выстрела. Только посылали на Землю своих, чтобы те спасали людей, которым сделали боль солдаты. Отец всегда говорил: «Нам никогда… не понять, почему на вашей планете так любят убивать». Они просто пришли в гости, потому что их планете нужно немного отдыхать. Привезли с собой знания, оборудование, специалистов. Приняли наши правила, признали законы, согласились на нашу ненависть, хотя могли просто убрать людей, как пыль, как мусор. – Йа провел ладонью по столу. – Но отец никогда не говорил такого, хотя я видел на корабле много машин, которыми можно вылечить человека, но можно и убить.

– А твой настоящий отец? Может, он погиб от рук этих тварей? – недоуменно спросил Довлет.

Йа пожал плечами:

– У моего настоящего отца серая кожа, друг. А тот, благодаря кому я родился, не назвал моей матери своего имени, потому что торопился убивать. Анатолий Сергеевич говорил: вы должны быть как я. Но я – просто Йа Сидоров. Образец из меня плохой. Мой отец научил меня любить и жалеть людей. Иногда чужими глазами лучше видно, какие мы несчастные. И я всех люблю. И мне жаль, что у Алексея Сергеевича умер брат, а у Туана болит живот, потому что ему нужно было в туалет, но он слишком тебя боялся, а ты его не пускал. Но и тебя жалею и люблю, друг.

– Иди ты к шайтану, друг, – фыркнул Довлет, делая шаг в сторону.

Он собирался сказать еще что-то, но отчаянный Йа одним молниеносным движением подскочил к нему и порывисто обнял.

– Второй, ответственность за действия стрелка взяла на себя ксенооппозиционная группировка «Земляне». На переговоры не соглашается.

«Пацан совсем, – подумал Дмитрий. – Купили родители место в университете, связался с ксенофобами – накрутили парня. Горцы вообще народ горячий, внушаемый, дай только образ врага. В армию бы его, вытряхнуть из костюмчика, обвалять как следует в грязи – может, и понял бы, что, если думаешь с инопланетной дрянью воевать, надо не стволом в одногруппников тыкать, а…»

– Второй, приказ на уничтожение стрелка. Как будет в прямой видимости – снимайте.

Капитан сосредоточился. Оптика приблизила цель – Дмитрий мог рассмотреть даже маленький значок общества за чистоту расы на лацкане университетского пиджака чуть выше символа вуза. Красная точка прицела скользнула по синей ткани, останавливаясь на ладонь слева от грудины. Капитан медленно выжал спуск.

Откуда взялся вертлявый мулат, он не знал. Мгновение назад его не было рядом с целью. На белой рубашке расплылось бурое пятно. Осыпалось градом осколков стекло.

Стрелок, инстинктивно подхватив падающее тело, долю секунды ошеломленно смотрел на него, а потом осел на пол, бросил оружие и, размазывая по лицу слезы, принялся тормошить мертвеца, не в силах поверить в очевидное.

– Вставай, друг, вставай, гадина черножопая. А ну, хватит, вставай. Вставай! – послышался в разбитое окно полный отчаяния и слез голос стрелка.

К нему подскочил учитель, оттолкнул, выхватив из ослабшей руки пистолет. По рации сквозь хрип помех Главный требовал доложить обстановку.

– Стрелок безоружен. Есть жертвы среди заложников, – глухо ответил Дмитрий, но Косякову, видимо, уже обрисовали более полную картину.

– Ёпть, Дима, что ты творишь?! Откуда эта мартышка вылезла? Твою мать, дерьма теперь не оберешься. Так облажаться! Отбой, Сидоров. Твою мать…

Капитан, не выпуская винтовки, следил в прицел, как в кабинет вбегают ребята, вяжут зареванного парня. Как, пошатываясь на трясущихся ногах, выходят из кабинета заложники. Препод долго не соглашался выйти – дождался, пока на носилках вынесут тело незадачливого переговорщика, и вышел следом, поддерживая за плечи вяло ковыляющего сириусянина, наконец покинувшего свой угол. Вокруг серокожего толклись врачи. Дмитрий заставил себя расслабиться и выпустить винтовку.

– Победил, сука серожопая? – с ненавистью буркнул он себе под нос. Чертовски не хотелось признавать, что лажанулся. В конце концов, человеку свойственно ошибаться.

Между котом, который гадит в тапки, и начальством, которое гадит в личное дело, выбирать следует кота. Однако Тони Эпплгейт еще не был готов расстаться с работой в Интерполе – даже ради того, чтобы заменить шефа котом. Впрочем, сегодня потенциальный кот был как никогда близок к переходу в кинетическое состояние.

– И подумать только, – почти с ненавистью процедил Тони, – что об этом я мечтал с детства!

Что верно, то верно – он мечтал стать полицейским лет примерно с шести. Он был уверен, что у него обязательно получится. У него даже глаза были полицейские – серые, стальные. Самый подходящий взгляд для копа. Чтобы метать молнии, когда тебя ни за что ни про что разносит начальство, лучшего и не придумаешь.

– Ну, не преувеличивай, – усмехнулся Грант. – Нахлобучка от шефа в твои детские мечты вряд ли входила.

Если кто не мог похвалиться подходящими для копа глазами, так это Грант. Глаза у него были абсолютно штатские, мирные – карие, напоминающие своим оттенком маньчжурский орех. Лет двадцать назад Тони решил бы, что их мягкий теплый взгляд просто не может принадлежать тому миру, где ночь выплевывает огонь и свинец, а на руках злодеев защелкиваются наручники. Зато фамилия у Гранта была самая что ни на есть полицейская – Лестрейд.