Роман Злотников - Пришельцы. Земля завоеванная (сборник)

– Та же ерунда, – согласился первый. – Скажу больше. Такое впечатление, что он и сейчас нас слышит. – Очевидно, последнее предположение обоим показалось таким невероятным, что они рассмеялись.

Айвен же вдруг (снова «вдруг») осознал, что действительно слышит их. И это было странно. Ведь он терял сознание, когда рука второго коснулась его лба. Но если настоящую потерю сознания можно сравнить с глубоким сном, в который проваливаешься, как в яму, то тут сон был легкий, поверхностный. И спишь, и не спишь, периодически слышишь, как домашние шумят за стенкой.

– Нет, ну слышать нас он, конечно, не может, – сказал второй. – Но такое впечатление, что в этом парне что-то есть.

– Согласен. Не гений, но мог бы работать у нас. Пограничный уровень способностей. По инструкции можно оставить как есть. Можно попробовать взять к нам в Службу Порядка. Можно, если начать придираться…

– Причем сильно придираться…

– Да, сильно… Тогда можно взять в глубокую обработку. Но если мы не ошиблись с «пограничным уровнем способностей», то это разрушение сознания. Да?

– Пожалуй, да. У него же откуда-то высокая критичность. А с ней перегруза не выдержать. Так как решим? Что делаем?

Айвен не совсем понимал, что стоит за словами этих двоих. Что за «пограничный уровень способностей»? Но даже его понимания «болванчика» было достаточно, чтобы взять в толк, что означает «разрушение сознания». Ему ужасно этого не хотелось. И в Службу тоже не хотелось. Почему-то за этим словом чудилось нечто не совсем чистое. Пожалуй, даже гаденькое.

«Оставить, как есть. Оставить, как есть. Оставить, как есть…» – мысленно повторял про себя Айвен.

– Оставим, как есть, – сказал первый.

Услыхав дословное повторение своей мысли, желания, Айвен вздрогнул от неожиданности. И тут же испугался за себя – скверное поведение для находящегося в обмороке. Но оказалось, что ничего страшного. Сегодня – все по делу. Все на пользу.

– О! Пошли первые единичные судороги. Что-то мы тормозим. Давай быстренько формулировать решение-обоснование-версию.

– Да. Итак… Возвращаем этого Старику?

– Так… Будем накладывать какие-то ограничения на память и сознание?

– Не стоит. Только Старика злить. Ведь все эти обезьянки из обслуги – их дальние родственники.

– Согласен. По поводу Марьи в Олл-Инфе ничего нового?

– Так, смотрю… В трех километрах отсюда белковая аномалия. Там у нее была кровопотеря. Прогнозная версия с вероятностью восемьдесят семь процентов: смертельный исход, обусловленный нападением морских хищников.

– Ясно. Доплавалась Марья. Ну вот скажи, что за… Есть же инструкция – не выплывать за двухкилометровую зону. Откуда она здесь взялась такая?

– Хозяйка просила взять в служанки именно ее. Учитывая, что у Хозяйки других родственников не осталось, Служба Порядка пошла навстречу.

– Несмотря на такой уровень нонконформизма?

– Да.

– Тогда ясно… А этому, – Айвэн почувствовал, что его плеча коснулась рука, – говорим, что эта Марья утонула?

– Да.

– Тогда нужна программа нивелирования чувства вины.

– Конечно. Но не до нуля. Пусть немного останется – будет лучше работать, старательней ухаживать за своим Стариком.

– А что с Хозяйкой? Переводим ее обслуживание на машинерию?

– Да. Вот бы кого вызвать в Службу Порядка на допрос. Что-то у нее расход служек невероятный: трое за пять лет. По статистике такое бывало?

– Смотрел. Только в первые годы Кур-Ити-Ати. В последнее время – нет.

– Да. И тут аномалия…

– Но с Хозяйкой нам никак нельзя поработать?

– Никак. Список «бессмертных». И Старик там же.

– Да какие они, к черту, «бессмертные», всего лишь «неприкасаемые»…

– Ну и ладно. Включай, что ли, нашего талантливого болванчика…

Айвен вернулся в дом к Старику и продолжил подготовку к Дню Поражения. Все было почти как раньше. Но на самом деле – совсем иначе. Очень изменился Старик. Ни добрый, ни злой, а совсем равнодушный. Айвен поставил его кресло так, чтобы тот видел домик Хозяйки. Старик сидел, глядя туда неотрывно. Айвен, оторвавшись от работы, встал на минутку у него за спиной и…

И не смог долго смотреть на тот дом. Вспомнилась Марья. Тяжело и больно. Захотелось плакать, выть, рвать что-то или кого-то на куски. Он развернулся и ушел, только чтобы не видеть этот дом и не вспоминать ни о чем. Но было трудно забыть не только о Марье, но и о том, что он услышал от «доброго» и «злого».

Они сказали ему, что Марья утонула, потому что слишком далеко и рискованно заплывала. А он, в общем-то, ни в чем не виноват. Хотя… если бы Айвен был чуть более внимателен и решителен, если бы предостерег ее от рискованных заплывов, то, может быть, все было бы иначе. Хотя, в общем-то, Айвен все равно ни в чем не виноват.

Но ведь это полностью соответствовало тому, что ему чудилось в дрёме-полусне! «Тогда нужна программа нивелирования чувства вины». – «Конечно. Но не до нуля. Пусть немного останется – будет лучше работать». Значит, он и вправду слышал их. Да не просто слышал. Похоже, он мог воздействовать на этих могущественных людей, когда мысленно просил: «Оставить, как есть».

От ощущения этой силы, не вполне понимаемой, плохо осознаваемой и почти не управляемой, растерянность Айвена только усиливалась. Да еще Марья… И Старик с грустными собачьими глазами, глядящий в одну сторону… И эта безумная, идиотская подготовка к светлому празднику Дня Поражения и Преображения. Хоть бы уже скорее он настал.

И только сейчас Айвен понял, что он перестал слышать музыку, которая по-прежнему была разлита в предпраздничном воздухе курорта. Нет, музыка играла по-прежнему, вот только он ее не слышал. Или слышал по своему желанию. Тише, громче – как хотел. А можно, например, вместо этой опостылевшей праздничной музыки слушать плеск воды между катером и причалом – громко-громко. Да, так лучше.

Интересно, а что еще он может?..

Праздник настал.

Сразу после полуночи начались салюты. Не голограммные – настоящие: живые, горячие, огненные. Айвен никогда такого не видел. Очень красиво. От этого зрелища даже сердце болеть стало меньше.

Потом пошли инсталляции. Парады, демонстрации и взаимные поздравлении со всей Земли. Всех – всем. И от каждого – каждому. Потом, к часу ночи – поздравления от мудрого Оккупационного Правительства, передающего заодно и волю всеобщих хозяев. Земля замерла в торжественной, праздничной, покорной тишине.

А после этого настала пора платить Оккупационный Космический Налог. По всей планете люди, вошедшие в сумму Налога, свозились к крупнейшим космодромам. Там загружались в ракеты. Взлетали и… исчезали неведомо куда. Навсегда.

Это было так больно, так страшно, так унизительно – платить дань живыми людьми, своими соотечественниками. Отдавать их неизвестно куда и неизвестно зачем. Но в то же время было в этом какое-то величие неизвестности и рыцарской покорности суверену. Не говоря уже о том, что мудрому новому Оккупационному Правительству, в отличие от глупого прежнего, удалось отменить «кровавый казус»…