Сергей Снегов - Люди как боги (сборник)

– Привет тебе, Эли, мой старый друг и руководитель! – торжественно произнес галакт, по-человечески протягивая руку: мои маленькие пальцы исчезли в его гигантской ладони, как в ящике.

Я пробормотал подходящий ответ. По выспренности выражений галакты даже Ромеро способны дать десять очков форы. Орлан ограничился тем, что приветственно просиял синеватым лицом, высоко приподнял голову и с резким стуком вхлопнул ее в плечи.

В экспедиции Аллана и Леонида принимали участие сто четырнадцать человек, восемь демиургов, три галакта и два ангела. Катастрофа превратила в одно неразделимое месиво существа и механизмы. В траурный зал внесли урну с общим прахом, горсточкой мертвой материи, – бывший духовный и служебный союз членов экипажа превратился в вещественное единение составляющих их атомов. В ту минуту я с горечью думал, что мы все на разных звездах братья по творящей нас материи, но только в смерти ощущаем наше внутреннее единство.

Урну внесли Ромеро и Олег: один как представитель Большого Совета, другой – от астронавтов. Меня тоже просили нести урну, но обряды, где надо показываться перед всеми, не для меня. И я заранее отказался что-либо говорить. Ромеро держал краткую речь, а затем зазвучала музыка. Я должен остановиться на музыке. В странном сочетании причин, определивших наши сегодняшние метания в звездовороте ядра, она тоже сыграла свою роль. Исполняли симфонию «Памяти друга» Збышека Поляновского. Сотни раз говорил, что люблю лишь индивидуальную музыку, лишь озвученную гармонию собственного настроения. Вероятно, мне просто трудно настраиваться на чужие чувства, в общих для всех мелодиях я ощущаю приказ испытывать то, а не иное, запрет быть самим собой.

Для «Памяти друга» Збышека я делаю единственное исключение. Она всегда по душе. Она моя, всегда моя, а в тот день звучала так горестно, так проникновенно, что сам я стал этой скорбной и мужественной музыкой, я оставался собой и был всеми людьми, всем миром сразу. Вероятно, Збышек Поляновский сознательно вызывал такое настроение. Могу сказать одно: если он имел подобную цель, он ее достиг.

Ромеро и Олег подошли ко мне в тот момент, когда меня переполняла смута, вызванная симфонией. Ромеро сказал:

– Дорогой адмирал! Большой Совет постановил снарядить вторую экспедицию в ядро Галактики и назначил командующим эскадрой звездолетов капитана-звездопроходца Олега Шерстюка, нашего общего друга.

Олег добавил:

– Я согласился принять командование лишь при том условии, Эли, чтобы в экспедиции приняли участие вы!

Мне надо было ответить таким же категорическим отказом, каким я не раз отвечал на предложения командовать звездными походами или принимать в них участие. После освобождения Персея, после гибели Астра на Третьей планете Мери и я возвратились на зеленую прародительницу Землю, чтобы никогда уже не покидать ее. Так мы постановили для себя двадцать лет назад – и ни разу не отступали от своего решения.

Но неожиданно для самого себя я сказал:

– Я согласен. Приходите ко мне вечером. Посовещаемся.

Мери захотела идти домой пешком. День был хмурый, по небу бежали тучи. На Кольцевом бульваре ветер кружил листья. Я с наслаждением дышал холодным воздухом: больше всех погод люблю вот такую – сухую, резкую, энергичную, наполненную шумом ветра, сиянием пожелтевших деревьев, осень – лучшая для меня пора. Мери тихо сказала:

– Как она хороша, наша старушка Земля! Увидим ли мы ее – или затеряемся среди звезд?

– Ты можешь остаться на Земле, – осторожно заметил я.

Она с иронией посмотрела на меня.

– Я-то могу. Но сумеешь ли ты без меня?

– Нет, Мери, без тебя не сумею, – честно сказал я. – Быть без тебя – все равно что быть без себя. Или быть вне себя. Я один – только половинка целого. Ощущение не из лучших.

– Мог бы сегодня обойтись и без неостроумных шуток, Эли! – Она нахмурила брови.

Некоторое время мы шли молча. Я с опаской поглядывал на нее. Столько лет мы вместе, но я до сих пор побаиваюсь смены ее настроений. Сердитое выражение ее лица превратилось в отрешенно-мечтательное. Она спросила:

– Угадаешь, о чем я думаю?

– Нет, конечно.

– Я вспоминаю стихи одного древнего поэта.

– Никогда не замечал в тебе любви к поэзии.

– Ты во мне замечаешь только то, что тебе помогает или мешает, все остальное тебе не видно.

– Потусторонностей, или нездешностей, или каких-либо сверхъестественностей я в тебе не открывал, это правда. Какие стихи ты вспомнила?

Я согласился, что многое в стихах соответствует моменту. Если оставить в стороне несуществующего творца с его веленьями, остальное можно принять: страх гибели действительно присущ всему живому, а желания того конгломерата молекул и полей, который у каждого называется одинаково – «я», на самом деле бесконечны. Лишь насчет тоски можно поспорить. Тоска – чувство нерабочее, для отпуска и отдыха, а что интересного в томительном отдыхе?

– Удивительно, как ты умеешь все упрощать, – сказала она с досадой.

И опять мы шли молча, а потом я поинтересовался, какое у нее мнение насчет причин катастрофы.

– Прямо противоположное тому, на котором настаивает Павел, – ответила она презрительно. – Удивительный вы народ, мужчины. Ищете злой умысел в каждой загадке! В вас так сильна воинственность, что вы готовы допустить, что сама природа непрерывно ведет с вами боевые действия. Приписывать ей собственные недостатки и просчеты – это легкий путь. Но вряд ли правильный!

– В том, что мы воинственны, виноваты женщины: вы сами рожаете нас такими. Однако ты не противопоставила аргументам Ромеро убедительных опровержений.

– Я вижу лишь непроверенные факты и поверхностные догадки об их причинах. Мне нечего опровергать.

Ее слова произвели на меня большее впечатление, чем я в тот день согласился бы признать.

Вечером наша гостиная была полна. Ольге, Ромеро, Олегу, Орлану, Лусину достались кресла, Труб и Граций с трудом разместились на диванах: ангелу мешали крылья, а трехметровый галакт боялся вставать, чтобы не удариться головой в потолок. Ромеро доложил, что задача второй экспедиции в ядро Галактики – обнаружить неведомых противников и выяснить, можно ли общаться с ними мирно. Это не военный поход, а миротворческая миссия. Все ресурсы Звездного Союза брошены на оснащение экспедиции.

– Теперь спрашивайте и сомневайтесь, адмирал, – закончил Павел.

Сомнений у меня было немало. Рамиров, на поиски которых снарядили первую экспедицию, обнаружить не сумели. Планеты-хищницы, гнавшиеся за звездолетом, названы Алланом живыми существами, но что они реально живые, а не диковинка мертвой природы, не доказано. В районе «пыльных солнц», на окраинах которого погибла экспедиция, по мнению Аллана, существует разумная цивилизация, но ни с одним из ее представителей встретиться не удалось, а значит существование это остается гипотезой. Попытки прорваться в ядро встретили противодействие, но что из того? Оно могло иметь физические причины, нам пока не известные, ведь никто не будет утверждать, что мы изучили всю Вселенную.