Сергей Снегов - Люди как боги (сборник)

Костер взметнулся пологом багрового пламени – затем его обвил кружевной дым. Я вызвался смотреть за огнем – это было все же лучше, чем возиться с дурно пахнущим мясом. Ромеро важно назвал меня «дневальным по печке».

К шашлыку Павел пристроил Альберта, тот нанизывал мясо вперемежку с луком на металлические палки, похожие на прутья садовых решеток, – их тоже привез с собой Ромеро.

Время шло к четырем, небо опускалось все ниже. Тучи двигались быстро, густые и темные, в любую минуту мог пойти снег. С дубов сыпалась багровая листва, ее приносило к костру и отбрасывало вверх: листья кружились над огнем стаей больших медленных бабочек. Альберт разложил свои металлические палки на специальном приспособлении: мясо шипело, с него капал жир, чадно обволакивая горящие сучья. Меня подташнивало от неприятного запаха.

Без пятнадцати четыре Ромеро стал открывать вино. Пробки окаменели в горлышках, одна бутылка разбилась. От вина шел густой аромат, в нем смешивалось что-то хорошее и что-то неприятное. Я заметил, что и другие, прежде чем хлебнуть, украдкой принюхивались.

По команде Ромеро мы подняли бокалы.

– Зима идет, друзья! За хорошую зиму!

Стал падать крупный снег, и мы выпили вина. Не могу сказать, что оно мне понравилось. В нем была терпкость, оно жгло рот, как кислота, хотя было скорей сладким, чем кислым. В старину, я знаю, вино смаковали, но я чувствовал, что меня затошнит, если буду долго держать его во рту, и я проглотил его залпом. Альберт покривился, словно глотал жабу. Я сказал – тихонько, чтобы не слыхала Мери (она сидела неподалеку):

– Не знаю, как наши предки ели, а пили они невкусно.

Альберт отозвался громким шепотом:

– Ели они еще хуже. В шашлыке не чувствуется мяса.

– А у вас побагровели щеки! – сказал я со смехом. – И все лицо отекло. Боюсь, вино не опьянило, а отравило вас. А может, вы просто молодой, легкомысленный человек и потому… Дайте мне вот тот длинный жезл шашлыка. Хочу проверить, так ли он невкусен, как вы говорите… Речь идет о наших предках, надо это понимать, Альберт, я никому не позволю, чтоб наших великих предшественников…

– Ладно, ладно, вы раньше сжуйте хоть четвертинку вашей порции!

Натуральное мясо и вправду пахло чем угодно, только не мясом – дымом, угольями, сажей, пережаренным жиром, жилами, костями. И в нем не было той сочности и свежести, той ароматной мягкости, что радуют в настоящем синтетическом мясе. Я жевал кусок, перекатывая его из одного угла рта в другой, он был весь собран из каких-то терпких нитей и неперекусываемых железных пленок. Если бы такую продукцию выдали в столовой, все кухонные автоматы немедленно отправили бы на перемонтировку.

Мери, усердно жевавшая мясо, вдруг с отвращением выплюнула его в траву.

– Наплевательское отношение к великим традициям, – сказал я. – Не кажется ли вам, Мери, что вы оскорбляете тех, кто жил задолго до нас?

– Мне кажется, что вы не в себе, – огрызнулась она. – Раньше при каждом слове вы попеременно краснели и бледнели, сейчас вы просто красный. И вы многословны, этого тоже за вами не водилось.

– Вы не отвечаете на мое… На мой призыв… нет, вопрос! Итак, я говорю, что вы осуждаете еду, которая тысячи лет…

– Выпейте еще, – посоветовала она.

– Наполните бокалы! – провозгласил Ромеро. – Пусть льется по жилам чудесный напиток древних.

Я выпил. Меня мутило от жира, осевшего на зубах. Снег падал все гуще, становился мельче. Небо темнело, земля светлела – ее заволакивала торжественная белизна. Земля засыпала. Мне тоже захотелось заснуть, я покачнулся и чуть не упал в костер. В ужасе я оглянулся: не видел ли кто моей слабости? Каждый был занят собой, на меня не глядели. Огонь костра боролся со снегом, от сучьев шел пар, вверх поднимался дым – лишь в глубине тускло тлел жар и змеились огоньки. Я не мог оторвать глаз от костра.

– Вам плохо? – спросил Альберт. – Поедемте лучше домой. Мне тоже надоело это скучное варварское веселье.

– Как? – переспросил я. – Я молчу. Я не говорил, что скучно. Я переживаю случившееся, дорогой… Альберт. Что вы сказали?

– Ладно, посидим еще, – согласился он. – Только дальше, по-моему, будет еще скучнее.

Кто-то запел, Ромеро подхватил. Сперва звучали два голоса, затем вступили Мери и Альберт, и песня стала общей. Я тоже подтягивал, но тихо, чтобы не мешать певцам: я редко попадаю в лад. Потом я замолчал, лишь слушал и оглядывался. И мало-помалу, по капле, по слову, по взгляду, по жесту я стал разбираться в сумрачном, дикарском таинстве, совершавшемся вокруг меня.

С невидимого неба обильно валил снег, посередине тускло парил костер, а вокруг него, раскачиваясь, невпопад ревели песню люди. И на каждом лице я с ужасом видел незнакомые мне раньше воинственное одушевление и жестокий восторг. Люди радовались неизвестно чему, опьяненные, обожравшиеся, темные.

Я закрыл глаза, но впечатление не пропало, а почему-то усилилось. Я снова посмотрел на костер. Люди все так же сидели вокруг него и что-то надрывно выли. Я вспомнил о моих товарищах, разбросанных по звездным просторам, – никто из них и помыслить не мог, чем мы сейчас заняты. Я встал и подобрался к Мери. Она испуганно взглянула на меня.

– Вставай! – приказал я и рванул ее за руку.

– Что с вами? – сказала она. – На вас лица нет! Неужели на вас так плохо подействовало вино?

– Хватит! – потребовал я и потянул ее за собой. – К чертовой матери это чертово… В общем – мы едем! Садись в авиетку!

К нам подскочил обрадованный Альберт:

– Я с вами! Ну, молодцы, наконец решились!

Мы бегом пустились к авиеткам. Мери обогнала меня. У авиеток нас догнал Ромеро. Он схватил меня за плечо, я едва устоял на ногах.

– Ну! – сказал я. – Не очень-то, слышишь, ты!

– Вот, значит, как! – прошипел он. – Умыкание невест – так это когда-то называлось. А меня, по-вашему, не надо спрашивать? У вас не явилось мысли, что я могу быть против, любезный Эли?

– Нет. Не явилось. Зато мне явилась другая мысль. – Я повернулся к Мери и Альберту: – Вы летите домой, а я немного задержусь. Нам надо кое о чем потолковать с Павлом.

– Я не позволю!.. – начал он, но я стал между ним и авиетками. Он замолчал, всматриваясь в мое лицо. Я тоже молчал.

– Мы вас ждем! – крикнула Мери. Ее авиетка унеслась в темноту снегопада, а за ней пропал и Альберт.

Только после этого я заговорил:

– Теперь можно не стесняться. Какой вывод вы собираетесь сделать из данного происшествия, высокоуважаемый Ромеро?

Он сначала посмотрел на распевавших у костра людей, потом со злой усмешкой повернулся ко мне. В темноте, слабо озаренной снегом и бликами костра, я видел лишь его белое лицо и сверкающие глаза.

– Когда-то был хороший обычай, – сказал он медленно. – Если двух мужчин разделяла женщина, они сами решали свой спор, не прибегая к помощи Охранительниц, Больших и Малых и прочих Справочных и Академических. Вы меня понимаете, высокомудрый Эли? Я согласен на любой вариант: шпаги, пистолеты, винтовки… Оружие возьмем из музея.