Сергей Лукьяненко - Джамп (сборник)

Страшен, наверное, мир, где родителям предпочитают учителей…

– Пап, мы ведь уже приплыли! – вскинулся Дари. – Пап!

Кэлос глянул на берег, мотнул головой:

– А, плазма и пепел… Петр, хватай шест! Дари, на руль!

Через минуту мы уже отчаянно толкали плот поперек течения. От мальчишки на руле пользы, конечно, не было никакой. Только я стал бы последним, кто скажет об этом. Пусть скользит по мокрым бревнам босыми ногами, упирается в непослушное весло, зная, что правит домой.

Кэлос собрал рюкзак, закинул на плечи. Он так и оставался в одних шортах, ночная прохлада ему была нипочем. Дари надел свитер. Я стоял в сторонке, наблюдая, как они собираются.

Вроде бы подразумевается, что я пойду с ними? Или короткое гостеприимство на плоту вовсе не предполагает приглашения в дом?

– Тебе формальное приглашение нужно? – деловито спросил Кэлос.

Неловкость сразу рассеялась.

– Не обязательно. Вы теперь от меня долго не отделаетесь, – нагло заявил я.

Тропинка через лес была узкой, но вполне заметной. Видимо, пользовались ею часто. Метрах в десяти от реки я заметил, что стволы деревьев поблескивают в звездном свете тонким, искрящимся мерцанием, будто мелко истолченное стекло в луче фонарика…

– Мама дорогу пометила? – спросил Кэлос сына. – Как полагаешь?

– Нет, это я сам, перед тем как уезжали.

– Молодец.

Мне снова стало чуть-чуть горько и завидно. А кому я завидовал больше, Кэлосу или Дари, – не знаю.

Может быть, их дурацкая Тень и впрямь позволяет добиться счастья? Ну, пусть не везде… так идеального общества не бывает. Может быть, хоть этот мир предназначен для жизни.

– У вас много городов? – спросил я по неведомой ассоциации.

– У нас их совсем нет.

Дари взялся за руку отца:

– Папа, а в городе интересно?

– На мой взгляд – не очень.

– А почему люди на других планетах строят города?

– Они боятся одиночества.

Минуту мальчик молчал. Потом спросил:

– В городе одиночества нет?

– Там только оно и есть. Но этого не замечаешь.

Я не удержался и вступил в беседу с таким же детским энтузиазмом, как Дари:

– У вас все так считают, Кэлос?

– Да. Конечно.

Дари оторвался от отца и схватил за руку меня. Похоже, обращаться по имени он стеснялся и считал прикосновение лучшим началом беседы:

– А ты привык жить в городах?

– В общем-то да. Только твой отец прав, это не лучшее место для жизни.

– Ты военный? Как папа?

Мне показалось, что Кэлос искоса глянул на меня.

– Я совсем недолго воевал, – осторожно сказал я. – Это скверная штука, война.

Черт, да что за прописные истины я изрекаю! Воскресная проповедь для инопланетных малышей…

– Ага. И папа так говорит, – согласился Дари. – Все, кто воевал, так говорят. Только почему-то все они сами воевали.

То ли он размышлял вслух, то ли совсем не по-детски иронизировал.

– Петр, а тебе в детстве не говорили, что война – это плохо? Вот папу учили быть солдатом, он и воевал.

– Дари, не приставай к человеку…

– Вам неинтересно со мной разговаривать? – спросил мальчик.

Я вздохнул.

– Интересно. Дари, мне в детстве говорили, что война – мерзкая, но неизбежная штука. Что если хочешь мира, то надо готовиться к войне. И что порой надо воевать за свою правду.

– Чтобы всех осчастливить, – насмешливо сказал Кэлос.

– Нет. Чтобы защитить себя. От тех, кто хочет тебя осчастливить.

– Ты уверен, что по твоей планете не прошелся Хрустальный Альянс? – поинтересовался Кэлос. – Я такие слова слышал от…

Он осекся.

– Что такое Хрустальный Альянс? – немедленно спросил Дари.

– А мы уже почти пришли. – На этот раз Кэлос проигнорировал вопрос. – Беги буди маму.

Мы вышли из леса. Точнее, и не совсем вышли – лес просто поредел, превращаясь во что-то вроде окультуренного парка. Впереди, окруженный деревьями, виднелся дом – в два или три этажа, но огромный по площади. Что-то в нем было от старых английских особняков – мрачноватая строгость линий и потуги казаться крепостью.

– Хрустальный Альянс… – требовательно начал мальчик.

– Дари, я объясню позже. Давай вперед.

Мальчишка перешел на бег и растворился в тенях деревьев.

– Я что-то сказал не так, – прервал я молчание.

– Нет. Это я… размяк. Давно не общался с военными… тем более – только что с фронта. Я не хочу говорить об этом при Дари. Понимаешь?

– Не совсем.

Кэлос вздохнул.

– Трудно уйти от романтизации войны, Петр.

– Достаточно на ней побывать.

– Возможно. Но я не хочу, чтобы Дари начал мечтать о военной карьере.

– У вас же не воюют.

– У нас! Петр, неужели ты не понимаешь?

– Не говори о таких вещах вообще, – предложил я. – Пусть мальчик думает, что мир – добрая и прекрасная штука.

На подобный совет можно было и обидеться. Но Кэлос лишь покачал головой:

– Вот на это, Петр, я тоже не имею права. Потому что это будет ложью. И если уж честно… не жалею о времени, проведенном в Альянсе.

– Ты знаешь, это чувствуется, – признался я. – Неудивительно, что твой парень заинтересовался…

– Да, очевидно. Может быть, мне повезло. Меня не казнили повстанцы… как ребят из третьей особой бригады на Галеоне. Не пытала собственная контрразведка, когда Альянс стал распадаться и пошли мятежи. Я не горел в истребителе под тепловым лучом… Меня всего-то…

Тон был такой, словно Кэлос собирался сказать «расстреляли». Но докончить он не успел.

В темном силуэте дома вспыхнул желтый прямоугольник открывшейся двери.

– Кэлос!

– Все, военные воспоминания отложим, – быстро сказал Кэлос. Тряхнул плечами, укладывая торопливо собранный рюкзак поудобнее. – А то и впрямь начнутся военные действия.

Нечасто так бывает, что в чужом, совершенно незнакомом доме мгновенно начинаешь чувствовать себя уютно. Это и от хозяев зависит, и от самого дома… впрочем, дом – это лишь отражение хозяев. Более яркое и честное. Никакие слова и улыбки не помогут ощутить тепло, если вещи хранят холод.

Здесь тепла хватало на всех.

Очень странное ощущение возникло у меня от жены Кэлоса, которую звали Радой. Внешне она казалась совсем молодой женщиной, пожалуй, даже слишком юной для десятилетнего сына. Но я уже понял, что гадать о возрасте в Тени – занятие неблагодарное. Может быть, потому я чувствовал себя так, словно общаюсь с умной, красивой, доброй, но совершенно нереальной женщиной. Словно смотришь на кинозвезду с обложки журнала… где кончается жизнь и начинается искусство – не понять.

А дом жил хозяевами. Он прямо-таки пропитался ими, глядел их глазами – и с детских рисунков на стенах, очень симпатичных акварелей (я был уверен, что их рисовала Рада) и с фотографий суровых, но красивых пейзажей – тут сомнений в авторстве тоже не возникало. В кресла хотелось сесть, столы – заставить едой и напитками, книги, очень много книг – немедленно прочитать. То ли какая-то тень моего дома лежала на обиталище Кэлоса, то ли я слишком вымотался – но, едва переступив порог, я начисто забыл о Земле, Конклаве, геометрах. Точнее – постарался забыть. Я был в гостях, причем в гостях у старых и добрых друзей.