Андрей Ливадный - Nebel

…

Выбив стекло, он оказался высоко над городом.

Хранитель не выбирал направления, – неодолимая сила влекла его на звук набата.

Панораму окрестностей застилал дым, хмурая ночь без звезд озарялась сполохами пламени, надрывный гул колокола заставлял вибрировать воздух, наполняя его упругими волнами ярости, но, приближаясь к храму, Хранитель все острее чувствовал: зло уже свершилось и некому подхватить призыв о яростном мщении…

Подле колокольни на белом, не оскверненном чужими следами снегу, лицом вниз лежал звонарь.

Его душа уже отлетела ввысь, из-под серого мешковатого балахона сочилась кровь, из спины торчали два оперенных обломка стрел.

Кто же тогда там, наверху?

Хранитель взмыл к небесам.

На деревянном помосте, ухватившись за веревку большого колокола, стояла Клементина, кормилица Хозяйки. Ее ноги были босы, седые волосы развевались на ветру, глаза источали безумие, но руки продолжали тянуть за канат, раскачивая тяжелый язык басовитого гиганта.

Энергия.

Хранитель ощущал ее – темную и вязкую там, где смерть разлилась по улицам, чистую, сильную, тревожную – исходящую от колокола, и еще – переворачиваясь в воздухе, он вдруг увидел сполохи ослепительного сияния, уловить которое не мог обычный смертный – то отлетали чистые души невинных жертв кровавого безумия…

Стремительно снижаясь, он устремился к пылающим кварталам, где сквозь клубы дыма, разрывая тяжкий саван тьмы, в нескольких местах вспыхивали и гасли короткие ослепительные зарницы, – то добрая, честная сталь разила врагов.

И нигде, сколько не зови, не ощущалось теплой янтарной ауры Хозяйки.

Обезумев от горя, он желал лишь одного – выплеснуть обретенную силу в лицо врагу.

…

Я закончил центральный клинок.

За окном снова начало темнеть.

Короткие видения, в чем-то новые, а в чем-то повторявшие друг друга, приходили внезапно, и так же неожиданно отпускали разум, словно я слой за слоем снимал забвение, очищая прах времен с далеких событий, придумать которые попросту не мог.

Значит, я должен поверить в то, что грезиться? А вместе с этой верой допустить, что в мире существуют иные силы, отличные от явлений природы, законов физики, и других аксиом бытия?

И что мне в таком случае делать с устоявшимся мировоззрением? Признаться, что тридцать лет жил полуслепым?

Не выдержав, я все же прервал свой труд и спустился к Лане.

Она почувствовала мое состояние, но не задала вопроса; молча сделав кофе, села напротив и заглянула в глаза.

– Скажи, почему ты решила изучать эзотерику? – Задал я прямой, недвусмысленный вопрос.

Некоторое время она молчала.

– Ты же знаешь, Андрюша, я всю жизнь пытаюсь найти себя. – Наконец произнесла Лана. – Много чего испробовала, но все не то. Мне кажется, я что-то потеряла, и это не дает покоя.

Я кивнул, принимая объяснение.

Да, Лана действительно быстро увлекалась, но и быстро остывала в своих начинаниях, стоило только преодолеть первоначальные трудности и достичь конкретных вершин. Неважно, каков был род ее занятия, она действовала так, словно раз за разом доказывала себе – я могу , но как только доказательства становились явными, она тут же теряла интерес к достигнутому.

Стоило взглянуть на ее картины, чтобы понять, – талант несомненный, но и они не стали главным делом жизни.

– Скажи, милая, у вещей может быть душа? – Осторожно задал я новый вопрос.

Лана насторожилась.

– Что-то случилось?

Я не знал что ответить. Просто смотрел на нее, не желая кривить душой.

– Разве книги по эзотерике, которые ты читаешь, не дают ответа на мой вопрос?

Она усмехнулась, и я понял: все не так просто. Истина порой неуловима, она скрыта от нас, то наслоениями времен, то нашим собственным невежеством, то самоуверенностью, не дающей открыть глаза и взглянуть на мир под другим углом.

Мы держимся, каждый за свой устой, страшась отпустить его, не желая терять почвы под ногами, и часто оказывается, что это не твердая жизненная позиция, а всего лишь узкий, удобный, но субъективный взгляд на мир, обеспечивающий внутренний комфорт существования, без отражения истины.

– В книгах пишут многое. – Нарушил мои мысли голос Ланы. – Я еще только в самом начале, ты же знаешь. Но думаю, у предметов, особенно у тех, к которым есть особое отношение людей, не одно, а два тела. Физическое, – то, которое мы непосредственно воспринимаем, и энергетическое. Увидеть его дано немногим.

Я не стал оспаривать это утверждение.

В очередной раз поднявшись наверх, я принялся при помощи дрели выбирать кровостоки на лезвиях.

Грубая работа была окончена, три клинка и тонкая металлическая рукоять, с наконечником, смыкаясь друг с другом, образовывали прямоугольник.

Глядя на эту небольшую площадку, от которой уже уходило углубление первого кровостока, я внезапно ощутил неодолимый внутренний порыв.

Отложив в сторону дрель, я взял в руки молоток и миниатюрный штихель.

Там, где три лезвия сходились с рукояткой, должно быть начертано имя.

Легкие удары молотка выбивали частички металла, снимая тонкую стружку.

Nebel – вот слово, что буква за буквой, выходило из под острого жала штихеля.

Теперь я осознанно ждал, когда он заговорит со мной.

И он заговорил.

Заговорил так, как умел, – тревожа рассудок смутными, порой нечеткими картинами прошлого.

…

Сполохи света приближались.

Рассекая воздух остро отточенными лезвиями, Хранитель то терял материальность, то вновь обретал ее.

Он не управлял метаморфозами. Жуткая энергетика бойни продолжала вливаться в него, и закаленная сталь не выдерживала, она как будто таяла, на миг превращаясь в туманный, ослепительный росчерк, потом снова возвращался вес, и он начинал вращаться, содрогаясь от свистящего воя собственных лезвий.

Хранитель перерождался.

Его Хозяйка, юная Госпожа сама не догадываясь о том, наделила Хранителя способностью воспринимать факт собственного существования, но долгое время его эго являлось лишь частицей ее собственного самосознания: он смотрел на мир ее глазами, оценивал события ее мыслями, жил ее чувствами и помыслами…

В эту жуткую ночь, оставшись в одиночестве, он неистово звал ее, не понимая, что этим порывом притягивает к себе беснующиеся вокруг разнородные энергии. Он уже не являлся ни частицей ауры Госпожи, ни простым изделием из стали, – сначала Хранитель уподобился пушинке, которой играют воздушные потоки, но стремительные трансформации продолжались, и вихрь энергий, способный изменять структуру материи , внезапноподчинился его собственному неистовому порыву, став неотъемлемой частью новорожденной сущности .