Космический маразм

Кирилл смотрел на Вовку, наморщив лоб, потом собрал листки и, сказав «Я подумаю и потом ещё приду», удалился.

- Тутов! - сказал Костик.

- А?

- Что ты там начал говорить?

- О чём? А! - вспомнил Шутов, оторвавшись от мыслей о том, что и Кирилла он тоже ненавидит. - Мне тут показалось... что вроде бы мы совсем фантастический рассказ пишем, но потом что-то слегка похожее на самом деле происходит...

- О! - воскликнул Вовка шёпотом (он вообще всегда говорил тихо). - И я тоже заметил. Вот мы написали про стол, который по комнате скакал, а у нас сегодня у стола ножка сама отвалилась.

- И шо? - не понял Костик. - Вы шо, серьёзно или меня дурите?

- Ага, - сказал Шутов. - И ботинок сегодня летал, и Короленкова назвала Чебышёва Василием Иннокентьевичем...

Тут из-за стены послышался грохот и чей-то вскрик.

- Что это было? - насторожился Костик. – Пошли, посмотрим.

Они двинулись к выходу из комнаты, но им навстречу уже нёсся радостный Любер:

- Смотрите! У Ильи дыра в голове!

Влетев в двадцать пятую, они увидели Илью, который сидел на полу с окровавленной головой, валяющийся рядом матюгальник и склонившегося над Ильёй Карельцева, который спрашивал:

- Голова не кружится? Встать можешь?

- Да всё я могу, - огрызнулся Петракевич, поднимаясь с пола. - У, дура проклятая! - он пнул матюгальник ногой. - Пошли вниз, в медпункт, что ли.

Они с Карельцевым двинулись к лестнице, оставив на линолеуме несколько кровавых капелек.

- Видели? - спросил Вовка. - Дыра в голове.

- Видели, - ответил Костик. - Пошли жрать лучше. Время без десяти семь, скоро уже столовую откроют.

Через несколько минут они сидели за столом, с разной скоростью поедая довольно-таки противное овощное рагу с жареной колбасой.

- Что-то странное происходит, - сказал Костик.

- Ничего странного, - возразил Шутов. - Обычная мистика.

- А у меня теория есть, - заговорил Вовка. - Вот мы как рассказ пишем? Каждый пишет одну фразу, которую придумывает на основе того, что у него в голове и что вокруг происходит. И мир так же.

- Что «так же»? - не понял Шутов.

- Мир тоже следующее мгновение придумывает исходя из того, что вокруг, и того, что у нас в голове.

- Шо? - переспросил Костик. - Вовка, ты не перегрелся случайно?

- Нет, - ответил Вовка. - Вот смотрите. Ты, Сергей, почему написал про дырявую голову?

- Не знаю, - ответил Шутов. - Придумалось.

- Откуда придумалось?

- Не знаю, - сказал Сергей. - Откуда-то.

- И матюгальник упал по той же причине, - завершил свою мысль Вовка.

- Матюгальник упал, - сказал Костик, - потому что в двадцать пятой дверь у шкафа сломана и сильно хлопает. Илья, небось, и хлопнул себе на голову.

- Неважно, - сказал Вовка. - Так придумалось, вот и всё.

- Бред какой-то, - сказал Костик. - И пишете вы такой же бред, вот поэтому и совпадает.

- Неважно, что с чем совпадает, - сказал Вовка. - Важно, что мир строится по тому же принципу, что и наш рассказ.

- Я только сейчас понимаю, о чём мы пишем, - сказал Шутов. - Вот об этом и пишем. Там же у нас Вам Кого как раз хотел Землю безумной сделать. А она, получается, уже безумная.

- Ага, - сказал Костик, - только вы не говорите никому. А то вас сразу посадят в жёлтый домик. Пожрали? Пошли тогда. Вот шизики…

По дороге в комнату им встретился довольный Илья с перевязанной головой, напоминающий красного командира из фильмов о войне. Вернувшись в двадцать четвёртую, решили придумать главному герою имя и фамилию. Имя подобралось сразу — сошлись на Владимире. А фамилию выбирали совместно с помощью хитрой процедуры. Каждый из троих задумывал букву, потом голосовали. Если у двоих буква совпадала, выбирали её. Первый раз все трое назвали «Я», потом мнения несколько раз расходились, но, в конце концов, составилось чудное слово «Ясоний».

- Ну и фамилия, - сказал Костик. - Ещё, небось, какой-нибудь Каллистратович.

Впрочем, решили так и оставить.

Пописали ещё немного, сходили на вечерний сок, поболтали ни о чём и разбрелись спать.

На следующий день Костик немного убавил своего скепсиса по поводу Вовкиной теории о том, что они обозвали «маразмом». На одной из перемен он подошёл к Шутову и сказал:

- Что-то в этом есть. Мне со вчерашнего дня если что на глаза попадается — обязательно то про плиты, то про тигров, то про конец света. Я теперь даже писать дальше боюсь.

- «Естрементеракориндо» - это я придумал, - гордо заметил Сергей.

- Зато я про маразм придумал, - заметил оказавшийся рядом Вовка.

- А я придумал рассказ писать, забыли? - возмутился Костик.

На обеде к ним за стол подсел Карельцев.

- А что вы там всё листочки какие-то пишете? - поинтересовался он.

- Да так, - ответил Костик. - Рассказ.

- Про конец света, - вставил Шутов.

- Дадите почитать?

Обменявшись взглядами с Костиком и Вовкой, Шутов согласился:

- Дадим. Только там написано неразборчиво.

- А вы вечером прочитайте у нас в комнате, все послушаем, - предложил Карельцев.

Шутов вспомнил, что читал уже вслух свои опусы, и кивнул.

На лекции работа кипела вовсю. Листочек сновал туда-сюда со скоростью челнока в швейной машинке, и к концу дня получилось уже почти тридцать страниц.

- Пора кончать это, - сказал Костик, когда шли в общежитие с занятий. - Надоело. Да и чем дальше, тем бредовее.

- Так и должно быть, - сказал Вовка. - Маразматичность должна постоянно расти. - Он уже успел развить свою теорию, и мог сформулировать несколько постулатов о построении маразматических пространств.

Шутов тоже согласен был закончить. Ему не терпелось, чтобы главный герой сказал всё-таки «Естрементеракориндо» и уничтожил весь мир. Добравшись до комнаты, они уселись на кровать, и принялись за работу. Минут через двадцать Шутов написал последнюю фразу: «Тот я, который вошёл, вдруг прорычал нечеловеческим голосом: "ЕСТРЕМЕНТЕРАКОРИНДО!", и больше ничего никогда не было. Мир исчез».

- Вообще-то это два предложения, - заметил Костик.

- Могу запятую вместо точки поставить, - обиделся Шутов.

- Да ладно, какая уж теперь разница. Сколько времени, Вовка?

- Без пятнадцати.

- Ого! - удивился Костик. - И шо вы молчите? Места же все займут!

Они спешно поднялись и отправились в актовый зал.

Там уже было полно народу. Все стаскивали в зал стулья, желательно поближе к сцене, а столы заранее были задвинуты к дальней стене. Самые активные громоздили один стул на другой, чтобы было лучше видно, а на некоторых стульях виднелись надписи мелом или лежали предметы, обозначавшие, что стул занят. Через десять с небольшим минут должно было начаться очередное заседание киноклуба, которые на добровольных началах проводил учитель истории, а по совместительству киновед, с причудливым именем Эдуард Фридрихович Иванов, для простоты за глаза называемый Феликсом. Заседание обычно состояло из краткой лекции о фильме, режиссёре или жанре кино, а затем с помощью заезженного видеомагнитофона показывали зарубежный фильм, добытый Феликсом из одному ему известных мест. Довольно часто это оказывалась так называемая «лазерная копия», переписанная непосредственно с диска и потому отличавшаяся особенным качеством.