Филип Дик - Человек в Высоком замке (сборник)

– Мистер Фринк? Фрэнк Фринк?

– Верно, – ответил Фрэнк.

Человек достал из кармана сложенный листок и удостоверение.

– Департамент полиции Сан–Франциско. У меня ордер на ваш арест.

Фрэнк и глазом моргнуть не успел, как незнакомец сжал его локоть.

– За что? – пролепетал Фрэнк.

– За мошенничество. Вы обманули мистера Чилдэна, владельца «Художественных промыслов Америки».

Появились еще двое легавых в штатском и встали по бокам. Полицейский потащил Фрэнка за собой по тротуару.

Его затолкали в неброский «тойопет», приткнувшийся у обочины.

«Вот какие испытания готовит нам судьба, – подумал Фрэнк, сдавленный с двух сторон телами полицейских. Хлопнула дверца, и машина вклинилась в автомобильный поток. – И таким сукиным сынам приходится подчиняться!»

– У вас есть адвокат? – спросил один из фараонов.

– Нет, – ответил он.

– В отделении вам предложат из списка на выбор.

– Спасибо.

– Как вы поступили с деньгами? – спросил другой полицейский, когда они въезжали в гараж отделения на Керни–стрит.

– Истратил, – ответил Фрэнк.

– Все?

Он промолчал.

Полицейский пожал ему руку и одобрительно засмеялся. Когда они вышли из машины, другой фараон спросил:

– Твоя настоящая фамилия – Финк?

У Фрэнка душа ушла в пятки.

– Финк, – повторил фараон. – Ты ведь жид? – Он раскрыл большую серую папку. – Сбежал из Европы.

– Я родился в Нью–Йорке, – возразил Фрэнк.

– Нет, ты удрал от наци, – ухмыльнулся фараон. – Знаешь, чем это пахнет?

Фрэнк вырвался и бросился бежать. Фараоны заорали, и у выхода из гаража полицейская машина преградила ему дорогу. Сидевшие в ней люди улыбались. Один из них вышел, держа в руке пистолет, и защелкнул наручник на запястье Фрэнка.

– Домой, в Германию, – ласково сказал фараон в штатском.

– Я американец, – пробормотал Фрэнк Фринк.

– Ты еврей, – настойчиво сказал фараон.

– Его здесь кокнут? – спросил кто–то, когда Фрэнка вели наверх.

– Нет, сдадим консулу. Немцы судят евреев по законам Германии.

Списка адвокатов Фрэнк так и не увидел.

Минут двадцать Тагоми неподвижно просидел за столом, держа дверь под прицелом. Бэйнс ходил по кабинету. После некоторых раздумий старый генерал взял трубку телефона и позвонил в японское посольство. Но барона Кэлемакуле он не застал; по словам сотрудников посольства, его не было в городе.

Генерал решил дозвониться до Токио по тихоокеанской линии.

– Я позвоню в военную академию, – объяснил он Бэйнсу. – Они свяжутся с частями Императорских вооруженных сил, расквартированных поблизости.

«Короче говоря, нас выручат через несколько часов, – подумал Тагоми. – Наверное, пришлют морскую пехоту с авианосца, вооруженную пулеметами и минометами. Действуя по официальным каналам, можно добиться эффективных результатов… Но для этого, к сожалению, требуется время. А помощь нужна сейчас, когда бандиты–чернорубашечники избивают внизу клерков и секретарей».

– А может, стоит связаться с германским консулом? – предложил Бэйнс.

Перед глазами Тагоми мигом возникла сцена, как он диктует мисс Эфрикян решительный протест, адресованный Рейсу.

– Я могу позвонить рейхсконсулу Рейсу по другому телефону, – сказал он.

– Попробуйте, – сказал Бэйнс.

Не опуская кольта, Тагоми нажал кнопку на поверхности стола. Тотчас появился аппарат, предназначенный для секретных разговоров. Тагоми набрал номер германского консульства.

– Добрый день. Кто говорит? – решительный, отрывистый голос с легким акцентом. Очевидно, кто–то из служащих.

– Его превосходительство герра Рейса, пожалуйста, – потребовал Тагоми. – Это срочно. Тагоми. – Он говорил жестким, не терпящим отказа тоном.

– Да, сэр. Одну секунду, сэр. – Долгая пауза. В трубке ни звука, ни шороха. «Стоит рядом и ждет, – догадался Тагоми. – Типичная нордическая изворотливость».

– Меня дурачат, это ясно, – сообщил он генералу Тедеки и Бэйнсу.

– Простите, мистер Тагоми, что заставил вас ждать, – служащий наконец подал голос.

– Ничего, пустяки.

– Консул на совещании. Если…

Тагоми бросил трубку.

– Напрасная трата времени, – удрученно заключил он. – Куда бы еще обратиться? Токкока в курсе, в береговую военную полицию тоже нет смысла звонить. Прямо в Берлин? Рейхсканцлеру Геббельсу? В Напа, на аэродром Императорских Военно–Воздушных Сил? Я позвоню шефу СД Кройцу фон Меере, – решил он. – Начну с жалобы, если не поможет – перейду на брань и крик.

Тагоми набрал номер, принадлежавший, если верить телефонному справочнику, отделу охраны ценных грузов аэропорта «Люфтганзы». Пока в трубке звучали гудки, Тагоми добавил:

– Сейчас вы услышите ругань на грани истерики.

– Да, устройте ему спектакль, – улыбнулся генерал.

В трубке раздался резкий голос:

– Кто это?

«Звучит решительнее моего», – подумал Тагоми.

– Ну, поживее! – поторопил голос.

– Я требую арестовать и отдать под суд шайку головорезов и дегенератов, ваших белокурых бестий–берсерков! – заорал в трубку Тагоми. – Знаешь, кто тебе звонит, Kerl? [61] Болван (нем.). Тагоми, торговый атташе Имперского правительства! Даю пять секунд, чтобы ты их отозвал! Иначе спецкоманда морской пехоты забросает их фосфорными гранатами!

На другом конце линии что–то бессвязно пролепетали. Тагоми подмигнул Бэйнсу.

– …нам ничего не известно, – услышал он наконец.

– Лжец! – закричал мистер Тагоми. – Ну что ж, нам ничего другого не остается. – Он бросил трубку. – Конечно, это всего лишь блеф, но он не повредит. Приятно понервировать СД.

Едва генерал Тедеки открыл рот, чтобы заговорить, как снаружи оглушительно забарабанили в дверь. Через секунду она распахнулась. В кабинет ввалились двое коренастых белых с пистолетами. Они сразу направились к Бэйнсу.

– Das ist er! [62] Это он! (нем.) – сказал один из них.

Сидевший за столом Тагоми поднял коллекционный кольт сорок четвертого калибра и нажал спуск. Один фашист рухнул на пол, другой мгновенно вскинул пистолет с глушителем. Тагоми не услышал хлопка, только свист пули. Сам он с бешеной скоростью взводил курок кольта и стрелял снова и снова. У немца разлетелась челюсть. Как в замедленном кино, в воздухе поплыли осколки кости и зубов, куски плоти и брызги крови. «В рот попал! – понял Тагоми. – Ужасный результат, особенно если стреляешь в упор».

В глазах изувеченного фашиста еще теплилась жизнь.

«Он меня видит», – подумал Тагоми.

В следующее мгновение глаза потухли, немец выронил пистолет и, страшно клокоча горлом, рухнул.

– Какое отвратительное зрелище, – пробормотал Тагоми.

В дверном проеме больше никто не появлялся.

– Наверно, все кончено, – сказал генерал.