Олег Авраменко - Небо, полное звезд

Слушая адмирала, я всеми силами старался сохранить невозмутимость и, не дай бог, не покраснеть. В том, что Сьюзан отказалась от врачебной карьеры, была немалая доля моей вины. Когда она сообщила, что отправляется на учёбу в Мюнхенский медицинский центр, я не смог скрыть своего огорчения и тем самым невольно дал понять, что испытываю к ней нечто большее, чем просто дружескую симпатию. Тогда-то и выяснилось, что Сьюзан полностью разделяет мои чувства. В результате она осталась на корабле, у нас начался роман, а Мюнхен был позабыт. Я убедил Сьюзан заняться одной из исследовательских специальностей, она выбрала планетологию и в течение следующего года практически подготовилась к сдаче экзаменов по ряду базовых предметов. Но потом между нами произошёл разрыв, Сьюзан забросила занятия (подозреваю, мне назло) и вернулась к ним только месяц назад, когда в связи с находкой «Ковчега» на горизонте замаячила реальная перспектива перевода в Департамент. Думаю, теперь она очень сожалела, что впустую потратила эти полтора года…

– Техник Грегори продолжает изучать планетологию, – сказал я, и формально это не было ложью. – Просто раньше она не видела смысла торопить события – в конце концов, ей только двадцать три. Однако с недавних пор ситуация изменилась, и я могу вам гарантировать, что максимум через два года Грегори получит степень бакалавра, а ещё через два – магистра. Что же касается её увлечения историей, то оно свидетельствует о широте и разносторонности интересов, что для исследователя отнюдь не лишне. Кроме того, готовясь стать врачом, она углублённо изучала химию и биологию…

– Ладно, ладно, убедили, – буркнул Горовиц и сердито проштамповал рапорт. – Под вашу личную ответственность.

Я понял, что положительное решение относительно Сьюзан было принято ещё до нашей встречи. Пока все прогнозы Лопеса сбывались – а значит, дальше меня ожидал тяжёлый, почти безнадёжный бой.

Адмирал разложил перед собой в ряд оставшиеся пять рапортов и смерил их угрюмым взглядом.

– Трое техников, – произнёс он. – Карла Беккер, Петер Нильсен и Мари Лакруа. Всем за тридцать, в школе учились откровенно слабо, а по её окончании не предпринимали ни малейших попыток продолжить своё образование. Ну, какая от них будет польза в исследовательских экспедициях? Даже если мы их возьмём, то через пять лет при переаттестации их отчислят из Департамента за профессиональную непригодность. Зачем нам этот пинг-понг, скажите на милость? – И, не позволив мне вставить ни слова, адмирал перешёл к последним двум. – Мичман Марша Хагривз и мичман Милош Саблич. Спору нет, талантливые ребята. Лучшая выпускница по пилотированию и навигации и лучший выпускник по инженерным дисциплинам. По логике, следовало бы ещё разобраться, как они двое (а если учесть и стюарда Гарнье, то трое) попали на один корабль. Но я этого делать не стану, так как рискую уличить в непотизме вице-адмирала Лопеса, к которому питаю глубокое уважение… Впрочем, речь сейчас не о том. Я уверен, что когда-нибудь и Хагривз, и Саблич заслужат перевод в Исследовательский Департамент. Но только не сейчас и не в ближайшем будущем. В дальних экспедициях нужны опытные пилоты и инженеры, а опыт приходит только с практикой, и никакой талант, никакие выдающиеся способности его не заменят. Так что, капитан, за этих двоих даже не просите. И за упомянутых техников тоже. Они категорически не годятся. Десять человек – тот максимум, на который мы согласны. На оставшиеся пять вакансий уже сегодня объявим конкурс, и я вам обещаю, что ни один из новых членов команды не будет утверждён без вашего одобрения.

Это было ещё хуже, чем я ожидал. После таких слов не имело ни малейшего смысла расхваливать Марси с Милошем и приводить аргументы (если честно, то притянутые за уши) в пользу Нильсена, Беккер и Лакруа. Адмирал не оставил мне никакого простора для манёвра, однозначно дав понять, что его вердикт окончателен и обжалованию не подлежит. Теперь мой выбор свёлся к двум возможным вариантам, причём один из них – согласиться с решением штаба – был для меня неприемлем.

Собравшись с духом, я произнёс:

– В таком случае, адмирал, я вынужден отозвать свой рапорт.

Как оказалось, моё заявление не стало для него сюрпризом. Похоже, он с самого начала догадывался, к чему приведёт наш разговор, и морально был готов к такому повороту событий. Поэтому не разозлился, не стукнул раздражённо кулаком по столу и даже не пробуравил меня гневным взглядом. Он просто вздохнул – устало и обречённо.

– Это шантаж, капитан Мальстрём. Бессовестный шантаж.

– Вовсе нет, сэр, – ответил я твёрдо. – Я поступаю так, как велит мне долг перед подчинёнными. Я обещал им, что буду добиваться перевода в Департамент всей нашей команды, а раз этого не получилось, то теперь у меня нет другого выхода, кроме как остаться на «Кардиффе» вместе с теми, чьи кандидатуры вы отклонили.

Горовиц откинулся на спинку кресла и посмотрел на меня долгим взглядом.

– Надеюсь, капитан, вы осознаёте все последствия своего поступка? Если сейчас вы откажетесь, то можете позабыть об исследовательской карьере. Путь в Департамент для вас будет закрыт. Навсегда. Вы понимаете это?

– Да, адмирал, понимаю. И уверяю вас, для меня это непростое решение. Но я покину «Кардифф» только со всей командой – и никак иначе.

Следующие полчаса мы переливали из пустого в порожнее. Горовиц настойчиво уговаривал меня принять его предложение, а я с не меньшей настойчивостью отказывался. Наконец, убедившись в моей непоколебимости, адмирал снова вздохнул, взял печать и медленно, демонстрируя всем своим видом крайнее неодобрение, проштамповал оставшиеся рапорты.

– Только не вздумайте благодарить меня, – сварливо произнёс он, едва я раскрыл рот, собираясь заверить его, что наша команда оправдает оказанное доверие. – Такое решение приняла коллегия штаба с перевесом всего в один голос. И этот голос был не мой. Лично я выступал за то, чтобы отклонить ваш рапорт, если вы станете упираться из-за этих пятерых. Но я оказался в меньшинстве.

Горовиц придвинул к себе компьютерную консоль и проставил резолюции на электронных оригиналах наших рапортов. А бумажные копии вручил мне, добавив к ним тонкую папку и только что распечатанный приказ о зачислении всей команды «Кардиффа» в состав Исследовательского Департамента.

– Вот, держите. Можете поместить в рамочки и повесить в своих каютах. Гм-м, в своих новых каютах. – С этими словами он поднялся. – Пойдёмте, капитан. Уладим всё прямо сейчас.

Мы вместе вышли из кабинета и приёмной, поднялись на девятый ярус и направились к причальному сектору «F», где обычно швартовались исследовательские корабли. Сжимая в руках драгоценную папку с нашими рапортами и приказом о назначении, я время от времени искоса поглядывал на блестящую лысину адмирала, находившуюся на уровне моей груди. По какой-то непонятной причине он почти никогда не носил фуражку, хотя, по моему мнению, в ней выглядел бы более внушительно.