Антон Грановский - Двойная тень

Ник гнал автолет на предельной скорости, и ум его лихорадочно работал.

«Мы скрылись от преследователей, – подумал он. – Что дальше?»

Ник не знал, почему он поступил именно так, как поступил, а не иначе. Интуиция подсказала ему действия, которые он считал правильными. Иногда человек просто знает правильные ходы, не понимая толком, к чему они приведут. Ник чувствовал, что в голове его уже созрел план действий, и план этот был вполне обоснованным, однако без помощи медитации Ник не мог выудить его из глубины своего подсознания.

– Так что ты там натворил, парень? – спросил он притихшего на соседнем сиденье чистильщика.

– Разогрел банку кошачьих консервов, – ответил тот.

Ник покосился на Геру недоверчивым взглядом.

– С каких пор это стало преступлением в нашем городе?

– Я сделал это с помощью псионического воздействия, – объяснил Гера.

Ник снова посмотрел на дорогу.

– Ясно. И как такая тупость пришла тебе в голову?

– Сам не знаю. Все вышло само собой.

– Твою клиентку увезли в больницу с ожогами. По-твоему, это нормально?

– Если бы она не позвонила в надзорную полицию, ничего бы не случилось, – пробурчал Гера.

Ник нахмурился. Черт бы побрал эту ночь!

В кармане у него завибрировал видеофон. Достав трубку из кармана и увидев на экране лицо майора Шатрова, Ник ничуть не удивился.

– Ник, это правда? – выпалил майор.

– Что именно? – уточнил Бойцов.

– Ты вступил в конфликт с представителями Военного Совета?

– Мне пришлось, шеф.

– Ты знаешь, что они теперь с тобой сделают? После внутриведомственных разборок тебя разжалуют и уволят!

– Я давно мечтаю о пенсии.

На секунду лицо майора на экране дрогнуло и покрылось рябью, но затем снова обрело четкость.

– Ник, ты что, в самом деле, не понимаешь, что натворил?

– Они хотели расправиться с псиоником – без суда и следствия.

– Они имеют на это право.

– Что за чушь?

– Дума приняла законопроект преподобного Ватанабэ. Его поддержал сенатор Громов.

– Ничего не понимаю. Громов был яростным противником законопроекта.

– Теперь он его самый яростный сторонник.

Ник нахмурился:

– Законы не принимаются так быстро. Я знаю, как Система устроена.

– Правда? Тогда считай, что сегодня Система дала сбой. Законопроект уже вступил в силу. Для псиоников все кончено. Их сгонят в резервации и подвергнут принудительной регрессии. Теперь это лишь вопрос времени.

– Что-то тут нечисто, – задумчиво проговорил Ник.

– Что? О чем ты?

– Что-то готовится, шеф. Что-то странное и… враждебное. Военный Совет натравливает на людей дройдов. Это не лезет ни в какие ворота. Да и дройды ведут себя необычно.

Майор дернул щекой и проговорил с плохо скрываемым раздражением:

– Ник, я знаю, что среди твоих осведомителей и агентов много псиоников.

– Не у меня одного, – сказал Ник.

– Верно. Но сейчас не самое лучшее время водить дружбу с генетическими уродами.

– Это вы о ком?

– О псиониках.

– Спасибо, что пояснили.

Лицо шефа на экране потемнело.

– Не нарывайся, Ник, – с угрозой проговорил он.

– Я и не думал. Но…

– Привези парня в полицейский участок, – оборвал майор Шатров. – А скандал я замну.

– Не уверен, что это хорошая идея, шеф.

– Сделай, как я говорю. Это твой единственный шанс избежать позорного увольнения.

Майор отключил связь.

Ник сунул видеофон в карман пиджака и снова уставился на дорогу. Некоторое время ехали молча.

– О чем задумался, чистильщик? – прервал молчание Ник.

– Я убил копов, – тихо проговорил Гера.

– С технической точки зрения это нельзя назвать убийством, поскольку они были дройдами.

– Но когда я их убивал, я этого не знал.

Как Ник и ожидал, здание полицейского участка было оцеплено солдатами подразделений «ниндзя» и «мангуст». Бойцы, одетые в черные униформы, выводили из здания участка задержанных псиоников и грубо тащили их к своим фургонам.

Ник затушил фары автолета и мягко остановил его в отдалении от участка.

– Если я доставлю тебя в полицейский участок, тебя подвергнут регрессии и швырнут в одиночную камеру, – сказал он Гере. – На твоем месте я бы переждал эти события в тихом месте.

– У меня нет такого тихого места, господин детектив, – уныло отозвался чистильщик. – Никто не согласится прятать псионика.

– Никто, – согласился Ник. – Кроме другого псионика.

Он взглянул на неоновую рекламу, плясавшую в воздухе, на высоте трех метров от земли.

Ник на секунду задумался, затем усмехнулся и спросил:

– Скажи-ка, Гера, ты любишь цирк?

Ник был бы рад не вспоминать о том, что сделал. Даже несмотря на то что виноватым он себя не считал. Иногда судьба сама вкладывает в твою руку пистолет и дает тебе абсолютно четкий выбор – либо ты, либо тебя. Рассуждать в таких ситуациях не приходится. А начнешь рассуждать – пострадаешь не только ты, но и те, кто находится рядом с тобой.

Для полицейского это аксиома. Но эта аксиома подвела под монастырь больше копов, чем пресловутое Положение о пресечении коррупции. Пару лет назад Положение это сильно проредило ряды всех восьмидесяти девяти полицейских участков Большого Града.

…Ник посмотрел на свои руки. Сколько человек эти руки отправили на тот свет? Пять, шесть?.. Кажется, шесть. «У каждого из нас за плечами свое кладбище», – сказал как-то шеф. Сентенция жутковатая, хоть и не лишенная (на первый взгляд) патологического профессионального апломба.

Коллеги Ника Бойцова, которым тоже приходилось убивать людей, тяжело переживали каждое убийство. Трупы приходили к ним во сне и высказывали свои претензии. С Ником ничего такого не происходило. Он не помнил ни одного имени со своего «кладбища», не ковырялся в их биографиях, ища себе оправдания, не высылал извинения родным и близким.

Смерть представлялась Нику гораздо предпочтительнее жизни, поскольку давала человеку шанс на пробуждение. Шанс вырваться из тягостного плена материи, обремененного кучей страстишек и никчемных желаний. Шанс освободиться от извечного проклятия человечества, которое церковь именовала «первородным грехом».

Бойцов не считал себя ни праведником, ни монахом, он любил жизнь во многих ее проявлениях, но знал этой жизни истинную цену, а потому никогда не заблуждался на ее счет. Он знал цену и себе самому, и цена эта была небольшая. Однако Ник чувствовал под своими ногами путь, следуя которому он мог прийти туда, куда звало его сердце и куда звал его ум.

Мир, погрязший во зле и жестокости, залитый кровью и слезами, не мог быть сотворен Богом. Ни при каких условиях. Следовательно – этот мир был всего лишь тенью, мрачным двойником настоящего мира, путь в который был открыт лишь избранным.