Антон Грановский - Двойная тень

Спекторский потянулся за пачкой сигарет, лежащей на тумбочке.

– С вашей точки зрения, мы тоже – не настоящие? – спросил вдруг молодой псионик.

Спекторский замер с пачкой в руке, пристально посмотрел на Геру и сказал:

– Ты хочешь знать, есть ли у тебя душа?

– Да.

– Наверняка мы этого знать не можем, верно?

– Но если «бог», который нас создал, всего лишь пародия на настоящего Бога, значит, мы с вами – да и все вокруг – всего лишь пародии на настоящего человека!

– Только в том случае, если «настоящий человек» существует, – уточнил Спекторский. – Если он не является выдумкой нашего фальшивого сознания, прячущегося в наших фальшивых телах.

Спекторский прислушался к звукам, доносившимся с улицы, и спросил:

– Как думаешь, мы еще успеем выкурить по сигарете?

– Вряд ли, – упавшим голосом пробормотал Гера.

На улице загромыхали по асфальту ботинки, а вслед за тем дверь сотряслась от мощного удара.

– Это полиция! – рявкнули из-за двери. – Немедленно откройте!

Гера побледнел. Посмотрел на иллюзиониста и торопливо спросил:

– Вы можете нас спрятать? Выдернуть нас из этой реальности, как вы делали это с публикой в цирке?

– Могу, – ответил тот, – но не уверен, что мы сможем вернуться обратно.

– Где же мы будем?

Спекторский пожал плечами:

– Этого я не знаю. Возможно, нигде.

– То есть… мы умрем? – растерянно уточнил Гера.

– Возможно, да, – пожал плечом Спекторский, – а возможно, нет. Но нам ведь с тобой не из чего выбирать, верно?

– Немедленно откройте дверь! – снова прорычал голос со двора, и крепкая железная дверь вновь сотряслась от мощного удара.

– Что ж, – пробормотал Гера, – я готов попробовать. Вытащите меня из этого фальшивого мира, а там – посмотрим.

Едва он договорил последнее слово, как громыхнул оглушительный взрыв – железная дверь слетела с петель, пронеслась по комнате и воткнулась в деревянную стену.

В комнату ввалились спецназовцы в черном. Двое из них быстро подбежали к сидевшему в кресле Спекторскому. Один – к Гере Иванову, который лежал на полу, уставившись остекленевшими глазами в потолок.

– Командир, этот мертв! – доложил один из спецназовцев, указывая стволом автомата на Спекторского.

– Этот тоже! – доложил спецназовец, стоявший над телом Геры Иванова.

Капитан Первый-А-Эс-Двадцать Пять остановился посреди комнаты и пристально посмотрел сперва на Спекторского, затем на парня, лежавшего на полу, просканировал обоих транскорпусным лучом.

– Никаких повреждений – ни внешних, ни внутренних, – констатировал он. – Эти двое просто сдохли.

– Детектива Бойцова в доме нет, – доложил третий спецназовец, заглянув на кухню и в спальню.

Двадцать Пятый не отозвался. Он снял с плеча автомат и выпустил заряд в голову Спекторскому. Затем проделал то же самое с Герой Ивановым.

– На всякий случай, – прокомментировал капитан свои действия. – Псионики очень живучи, а я не хочу снова увидеть их живыми.

На поясе у капитана ожила рация. Двадцать Пятый повесил автомат на плечо и снял с пояса рацию. Нажал на кнопку приема.

– Капитан Первый-А-Эс-Двадцать Пять, доложите, что у вас там происходит? – донесся из динамика рации голос генерала Якубы.

– Детектив Ник Бойцов ушел, – отчитался капитан. – Псионики ликвидированы.

– Хорошо. Хотя… – Генерал Якуба замолчал и после недолгой паузы проговорил: – Думаю, скоро все это не будет иметь значения.

– Что вы имеете в виду, господин генерал? – осведомился Двадцать Пятый.

– Вокруг нас творится нечто несусветное. Сегодня мой автолет превратился в старенькую машину, работающую на двигателе внутреннего сгорания. А моя золотая авторучка – в птичье перо, перепачканное чернилами. Эти вещи деградировали.

Двадцать Пятый стиснул зубы.

– Наглость псиоников переходит все границы, – процедил он.

– Возможно, – устало отозвался генерал Якуба. – Но я уже не уверен, что во всем виноваты псионики. Ладно, капитан, отставить болтовню. Продолжайте поиски. Ник Бойцов что-то знает. А мы сейчас готовы выслушать любого. Даже того, кто не хочет добровольно раскрывать рот. Вам все ясно?

– Да, господин генерал.

– Выполняйте!

Пытаясь собрать воедино разбегающиеся мысли, Ник не заметил, как до крови прикусил нижнюю губу.

Ему вдруг живо вспомнился один давний разговор. Он в то время увлекался «живой электроникой» и даже пробовал реставрировать кое-какие антикварные безделушки, которые доверили ему друзья (а в то время у него были друзья).

В воскресный день Ник сидел на полу в домашних брюках и старой любимой майке. Во рту дымилась сигарета, глаза щурились от дыма. Ник пытался привести в порядок антикварную куклу, изображающую какого-то сказочного персонажа – мальчугана с длинным носом.

Анна сидела в кресле, поджав под себя стройные ноги, с электронным журналом в руках, разглядывая картинки и заголовки и то и дело бросая взгляды на Ника – она любила наблюдать за тем, как он мастерит.

Заменив испорченный чип, дающий жизнь рукам и ногам куклы, Ник занялся электронной начинкой головы.

– Ник, – позвала Анна.

– Что? – отозвался он, не прерывая работу.

– Я хочу тебя кое о чем спросить. Только, пожалуйста, не сердись.

Ник глянул на жену из-под бровей и улыбнулся.

– Ты меня пугаешь, – весело сказал он и снова опустил взгляд на куклу. В руках у него были микроинструменты, и он чувствовал себя немножко механиком, немножко хирургом. В сущности, так оно и было.

Анна посмотрела на куклу и вдруг спросила:

– Ник, ты когда-нибудь думал о ребенке?

– О каком ребенке? – не понял он.

– О нашем. О том, которого мы могли бы родить.

Ник остановился. Внимательно посмотрел на жену поверх головы электронного мальчугана и сказал:

– Нет, не думал.

– Почему?

– Потому что меня все в тебе устраивает.

– Разве это причина?

– Конечно. Мы с тобой любим друг друга, и у нас все в порядке.

– Но ребенок…

– Ребенок – это клей, призванный склеить брак, который трещит по швам. – Ник улыбнулся и добавил, смягчив голос: – Милая, нам с тобой клей не нужен, мы и так прочно друг за друга держимся. Я ведь прав?

Анна на секунду задумалась, затем улыбнулась и кивнула:

– Да. Ты прав.

Казалось, она проговорила это с облегчением.

– Чему это ты улыбаешься? – с напускной подозрительностью спросил Ник.

– Твоим словам. Ты развеял мои опасения. Я тоже никогда не помышляла о ребенке, а сейчас вдруг подумала: что, если со мной что-то не так? Женщине ведь полагается мечтать о ребенке. В этом – ее призвание.

– Это может быть призванием для собаки или кошки, – возразил Ник. – У человека призвание другое, в этом можешь не сомневаться.