Дмитрий Кружевский - Искатель

– Так и есть, ваше могущество, но… – Томано замялся. – Но, мой император, могу я узнать, почему вы проявляете такой интерес к этому андроиду?

Правитель Империи Солнц нахмурился, и Мацуто уже пожалел о заданном вопросе, когда Император неожиданно щелкнул пальцами, и в беседку вошел секретарь. Повинуясь жесту правителя, он поднес Томано стержень информносителя и замер рядом. Мацуто вставил стержень в паз наручного коммуникатора, вздрогнув от легкого разряда височного датчика, который отправил информацию ему прямо в мозг. Томано не очень нравился такой способ получения информации, у него после подобной закачки всегда создавалось ощущение вбитого в висок гвоздя, да и голова ныла несколько часов. Куда удобнее было включить режим чтения, после чего, расположившись в кресле, закрыть глаза и не торопясь вникать в слова звучащего в голове голоса или просматривать кадры видео, возникающие перед внутренним взором. А можно было вообще уйти в пространство виртуальной реальности, и тогда получаемая информация может предстать в любом желаемом виде. Хочешь, это будет книга с картинками, а хочешь, очаровательная блондинка, которая тебе все подробно расскажет, а попутно сделает расслабляющий массаж. К сожалению, большинство информации приходилось получать прямым посылом в мозг. Томано прикрыл веки и несколько секунд переваривал информацию. Затем открыл глаза и удивленно посмотрел на Императора.

– Это невероятно, – наконец пробормотал он. – Я всегда считал, что она просто новая модель боевого андроида… она так ловко расправилась с одним из них, не считая нескольких наемников.

– И это тоже, – Император жестом отослал секретаря прочь.

– Но, мой господин, я все же не понимаю…

– Гены, – бросил Император. – Все дело в генах.

– Вы хотите сказать…

Император покачал головой:

– К сожалению, я стар, и никакие генные примочки мне уже не помогут.

– Но тогда зачем?

Император некоторое время внимательно смотрел на Томано, затем ответил:

– Она должна была стать матерью наследников, а затем умереть, чтобы сохранить эту тайну. А тот из сыновей, кто унаследовал ее гены и способности, унаследовал бы и мой трон.

– Но разве нельзя вырастить новую? – удивился Мацуто.

– К сожалению, нет, – покачал головой правитель. – Во-первых, Курозаки не оставил записей, во-вторых, даже ему удалось вырастить жизнеспособный экземпляр лишь после десятка лет напряженной работы, и если бы не его чертово человеколюбие и совесть…

Мацуто вышел из беседки ошарашенный. То, что задумал Император, было необычно. Действительно, если детям передадутся свойства матери, то род Императора станет поистине бессмертным – этакая раса божественных сверхлюдей. Томано покачал головой. Если этим воспользоваться как надо, то, возможно, и сам он войдет в число приближенных к этой новой расе, а значит, получит и толику их могущества, а может… Томано нервно оглянулся и постарался поскорее выкинуть мелькнувшую мысль из головы.

Четыре года жизни в академии пролетели почти незаметно. В первые месяцы девушка постоянно боялась, что, несмотря на все уверения Дорнера, ее либо вышлют из системы, либо отыщут имперские охотники. Однако месяц шел за месяцем, а ничего подобного не происходило. Мало того, постепенно Лаймалин все больше стала осознавать, что земляне отличаются от имперцев не только своей необычной техникой, жизненным укладом, но и моральными принципами. Куратор не зря тогда сказал, что в «Искателе» своих не бросают. Этим непривычным для нее лозунгом был буквально пропитан весь дух академии, это же им постоянно, как бы невзначай, вдалбливали на лекциях и практических занятиях. И через год Лайм была уверена, что, случись какая неприятность, ее новые друзья, а если понадобится, и вся мощь академии, придут на помощь. Это было непривычно. Она воспитывалась в другой среде, культура которой основывалась на клановых традициях, где все личные интересы чаще всего были принесены в жертву служению главе клана и Императору, где существовала строгая иерархия, а каждый неверный шаг сурово карался, где жизнь рядового гражданина ничего не стоила. И вдруг она оказалась в мире, где даже клонов ставили в один ряд с обычными людьми, в мире, который давно позабыл, что значит войны, бедность и эпидемии, в мире, где окружающие готовы в любую минуту прийти тебе на выручку. Конечно, девушка понимала, что слишком идеализирует этот новый для нее мир, увы, и в нем было много своих противоречий, бед и горестей, но Лайм старалась видеть лишь хорошее.

К сожалению, было и плохое. Отношения с ребятами из ее группы как-то не сложились. Нет, ребята вели себя вполне дружелюбно и постоянно поддерживали девушку, просто Лайм чувствовала между собой и ними некую дистанцию, однако почему она возникла, девушка понять не могла. Возможно, это произошло из-за некоторой разности в культурах или из-за ее отчужденности поначалу, а возможно, и из-за ее происхождения. Лайм знала, что некоторые воспринимают ее как жертву опытов и жалеют, были и такие, которые считали ее необычной биологической машиной, а это раздражало больше всего. Как бы там ни было, между ней и другими членами группы возник невидимый барьер, который она так и не смогла разрушить, несмотря на все свои попытки. Что уж тут говорить о каких-то личных отношениях.

Иногда, сидя в одиночестве в своей комнате, она с грустью думала, может ли она вообще любить кого-либо или все ее чувства всего лишь результат заложенных в нее программ. Отец сделал ее из мертвой материи, скрестив ту с живой плотью, но дал ли он ей душу? Кто она такая или что она такое? Не проще бы было вернуться в Империю и, отдавшись в руки ученых, сгинуть в глубинах секретных лабораторий? Но приходил новый день, и девушка, погрузившись в круговорот студенческой жизни, забывала свои мрачные думы. До вечера.

А потом начались полеты, и Лайм, с детства мечтавшая о небе, отбросила все свои тяжкие мысли, полностью погрузившись в обучение. Управление земными машинами несколько отличалось от того, которое применялось в Империи, но незначительно, поэтому девушка, имевшая уже приличный опыт полетов, намного опередила своих сокурсников.

Больше всего ей понравился «Волк». Быстрая, стремительная и очень маневренная машина, с по-мужски суровым характером, буквально влюбила в себя Лайм. Целыми днями девушка готова была пропадать на аэродроме, копаясь во внутренностях своей «стальной» птицы, или, выбив разрешение, носиться в ней над бескрайней тайгой, пока в шлемофоне не раздавался строгий голос диспетчера, заставляя возвращаться назад.

На втором курсе она больше времени проводила на аэродроме, помогая Лунину в обучении кадетов, чем занималась со своим отделением. Видя это, Дорнер лишь качал головой, но не вмешивался, а вскоре решением командора Майера Лайм была выведена из состава курсантов и переведена на должность помощника инструктора с присвоением ей лейтенантского звания – так началась ее служба.