Филип Дик - Когда наступит прошлый год

Кэти закрыла дверцу.

– Поехали. Я могла бы столько рассказать этим людям, но не думаю, что они того стоят. Деревенщина со Среднего Запада.

Она решила, что эта местность находится либо в Канзасе, либо в Миссури, судя по пейзажу. Честно говоря, тут было отвратительно.

Такси послушно взмыло в воздух.

«Лилистарцам следовало бы приглядеться к штату Канзас в тысяча девятьсот тридцать пятом году, – подумала Кэти. – Тогда они могли бы оставить мысль о завоевании Земли, решив, что игра не стоит свеч».

– Сядь на каком-нибудь пастбище, – велела она такси. – Побудем там, пока не вернемся в наше время.

Вероятно, этого момента оставалось не так уж долго ждать. Женщине казалось, что мир вокруг становится все более нематериальным. Действительность за окнами такси обрела эфирную ауру, знакомую ей по предыдущему контакту с наркотиком.

– Шутите? – удивилась машина. – Разве можно вот так просто…

– Возвращение – не проблема, – язвительно прервала его Кэти. – Настоящая трудность заключается в том, как остаться под воздействием наркотика достаточно долго для того, чтобы совершить нечто существенное.

Пока что ей просто не хватало времени.

– Какого наркотика, мисс?

– Не твое собачье дело, – сказала Кэти. – Слишком уж ты любопытен, автоматическое ничтожество.

Она закурила и устало откинулась на спинку кресла. Позади был тяжелый день, и путешественница прекрасно знала, что дальше будет еще хуже.

Молодой человек с желтоватым лицом, обладавший уже, как ни странно, внушительным животом, протянул Эрику Свитсенту влажную ладонь и сообщил:

– Меня зовут Дон Фестенбург, доктор. Рад слышать, что вы с нами работаете. Хотите чего-нибудь выпить?

– Нет, спасибо, – ответил Эрик.

Ему сразу не понравилось что-то в этом человеке, хотя он и не мог понять, что именно. Несмотря на живот и нездоровый цвет кожи, Фестенбург выглядел довольно симпатично и уж наверняка был специалистом своего дела, что в конечном счете важнее всего. Но… Эрик задумчиво наблюдал за тем, как Фестенбург смешивал себе напитки.

«Возможно, дело в том, что, по моему мнению, никто не должен писать речи за Генерального секретаря, – подумал он. – Я испытывал бы неприязнь к любому человеку, который занимался бы тем же, чем и Фестенбург».

– Поскольку мы одни, я хотел бы вам предложить кое-что, благодаря чему, надеюсь, смогу произвести на вас более приятное впечатление, – начал Дон, окинул взглядом комнату и хитро улыбнулся. – Я знаю, что вы обо мне думаете. У меня весьма чувственная натура, несмотря на телосложение. Предположим, что кое-кому удалось успешно воплотить в жизнь один обман, которому поверили даже вы. Есть обрюзгший, постаревший, разочаровавшийся в жизни и больной Джино Молинари. Вы познакомились с ним и считаете его настоящим Генеральным секретарем ООН, но он – всего лишь робот, имитация. – Фестенбург лениво смешивал напитки, глядя на Эрика. – А та сильная, энергичная личность, которую вы только что видели на экране, – настоящий человек. Этот маскарад должен непременно продолжаться, естественно, затем, чтобы ввести в заблуждение не кого иного, как наших любимых союзников, лилистарцев.

– То есть? – Эрик удивленно открыл рот. – Зачем нам?..

– Лилистарцы считают, что мы безвредны, не стоим их военного внимания, но лишь до тех пор, пока наш лидер слаб и явно не способен исполнять свои обязанности. Иными словами, он для них никакой не соперник и ничем им не угрожает.

– Не верю, – помолчав, сказал Эрик.

– Что ж, – пожал плечами Фестенбург. – Это весьма интересная идея с интеллектуальной точки зрения, взгляд из башни, построенной из слоновой кости. Вы со мной не согласны?

Он медленно подошел к Эрику, вертя в пальцах бокал, обдал доктора нездоровым дыханием и продолжал:

– Это вполне возможно. Вы не будете знать правду до тех пор, пока действительно не подвергнете Джино тщательному обследованию. Все медицинские документы, с которыми вы ознакомились, могут быть подделаны, чтобы поддержать тщательно проработанный обман. – В его глазах вспыхнула жестокая радость. – Считаете, что я выжил из ума, просто играю с мыслями, словно шизофреник, не задумываясь о последствиях? Не исключено. Но вы не можете доказать, что я сейчас солгал, и пока будет так… – Он сделал большой глоток и многозначительно подмигнул. – Не стоит сожалеть о том, что вы видели на той записи. Ладно?

– Но вы сами говорите, что я узнаю правду, как только мне представится случай обследовать Молинари.

«То есть уже скоро», – подумал он.

– И потому прошу меня простить, но я хотел бы закончить этот разговор. У меня еще не было времени устроиться на новом месте.

– Ваша жена – как там ее зовут… Кэти? – к вам ведь сюда не приезжает, верно? – Фестенбург снова подмигнул. – Можете развлечься. Готов вам помочь. Это моя епархия, страна беззакония, дикости и, скажем так, своеобразия. Но вы прибыли из Тихуаны, так что вряд ли я научу вас чему-то новому.

– Вы можете научить меня сожалеть не только о том, что я видел на записи, но и… – Эрик замолчал.

В конце концов, личная жизнь этого типа никак его не касалась.

– Но и о ее создателе, – закончил за него Фестенбург. – Доктор, вы знаете, что в Средневековье при королевских дворах держали людей, которые проводили всю свою жизнь в стеклянных бутылях? Их помещали туда во младенчестве, позволяя расти до определенной степени лишь внутри сосуда. Конечно, времена изменились, однако Шайенн – резиденция современных королей. Я мог бы кое-что показать, если вам интересно. Может, с чисто медицинской точки зрения, в некотором роде профессиональной, бесстрастной.

– То, что вы хотите мне показать, в итоге лишь еще больше разочаровало бы меня в моем решении приехать в Шайенн. Мне так кажется, – сказал Эрик. – Потому, честно говоря, не вижу в этом никакого смысла.

– Погодите, – поднял руку Фестенбург. – Взгляните лишь на один конкретный экспонат. Он находится в запечатанном герметичном сосуде, погружен в раствор, который может законсервировать его на неопределенно долгое время. До отвращения долгое, как вы наверняка могли бы выразиться. Могу я вас туда проводить? Он находится в особом помещении.

Дон подошел к двери и открыл ее перед Эриком.

Тот поколебался и двинулся за ним. Фестенбург сунул руки в карманы помятых брюк. Он вел его по многочисленным коридорам, пока они не оказались в подземелье, где увидели двоих высокопоставленных агентов службы безопасности, стоявших перед бронированными дверями с надписью: «Совершенно секретно. Посторонним вход строго воспрещен».

– Я не посторонний, – спокойно сказал Дон. – Джино дал мне сюда допуск. Он безгранично мне доверяет. Потому вы можете увидеть государственную тайну, к которой вас иначе никогда не допустили бы.